Мераб Ратишвили - Белый лама. Книга I

– Мой долг до конца нести ношу, потом меня заменит внучка!

Так говорил старик. Держался он очень бодро, так, как подобало его роду. Все же возраст о себе напоминал, и Нинико выпадала забота о дедушке.

На радость Нинико, дедушка Ладо болел редко, все еще был полон сил, и трудно было застать его без дела. Если управлялся вовремя с делами, он надевал на нос очки и читал газету или журнал.

Ладо Ликокели был потомком известных хевсурских лекарей. По материнской линии он был потомком знаменитого лекаря Бадзиа Шатилиони. Их семья состояла в родстве со многими благородными семьями Пшав-Хевсурети: Арабули, Чинчараули, Бучукури, Гигаури – и кто сосчитает с кем еще. Все эти семьи чем-то были связаны с врачеванием и передавали друг другу некоторые знания. Как он рассказывал, его предки были из рода Шубани. Его прадед был Мгелика Ликокели, известный во всей Хевсурети и Грузии целитель. Он был вооружен древними знаниями и проводил такие операции, каких не делают даже сегодня. А вот своего деда – Георгия Ликокели – дедушка Ладо хорошо помнил, он тоже был известный целитель и к тому же дипломированный врач.

Дедушка Ладо часто рассказывал о том, что их дальний предок Хогаи Миндиа был героем сказания. Он оставил своим потомкам знания, которые передавались только одному члену семьи. Дедушка Ладо говорил, что Хогаи передал свои знания дочери, и она стала женщиной-жрецом Пхови. Он часто повторял:

– Мы из рода Хогаи, древнейшего из древних, лучшего из лучших. Нашим долгом было хранить пховцев от всех болезней, от всех набегов, чего бы это нам не стоило! В нашем роду были самые образованные люди, и во все села посылали по одному человеку из наших для их поддержки. В Муцо, еще в незапамятные времена, был монастырь, где наши предки еще с тех времен растили целителей. Нашим родом в Пхови построено несколько деревень, в которых хранились знания. А самым образованным человеком, какого когда-либо знали в нашем роду, был мой дед, – с гордостью рассказывал дедушка Ладо.

Фамилия Ликокели происходит от названия деревни, которая до того была стоянкой жрецов и исполняла функцию монастыря, где передавали тайные знания лекарям, а позже превратилась в деревню. Было время, когда по решению жреца лекарь из Ликокели должен был быть во всех долинах. Поэтому часто семьи отдавали своих детей на воспитание в монастырь. Где не было лекаря, селился один из Ликокели. Ликокели были неприкосновенными для всех общин, все были обязаны защищать и помогать им.

Нинико тогда исполнилось четырнадцать лет.

Она росла прелестной девушкой. Как говорили ее односельчане, она была такой нежной и воздушной, что не оставляла на земле следов. Внешне девочка была похожа на отца, но дедушка Ладо говорил, что она в его деда – Георгия. Но на кого бы она ни была похожа, Нинико отличалась от всех своими чудными глазами. Первый же взгляд на нее поражал постороннего, поскольку у нее один глаз был зеленый, а другой медового цвета. Красоту этих глаз невозможно было забыть. К этим глазам очень шла белизна ее лица и очень правильные утонченные черты. Изящные, чуть оттопыренные уши делали ее лицо еще более красивым. Ее красота была увенчана густыми волосами цвета спелой пшеницы, с короткой челкой на лбу и косой толщиной с запястье.

Одеждой она особенно не отличалась, но что бы она ни надела, все было ей к лицу. Есть люди, которым все подходит, и этим они еще больше отличаются от окружающих. Именно к числу таких людей относилась и Нинико. А традиционное хевсурское платье, которое было у нее с детства, поразительно шло ей. Сначала платья ей шила мама, потом тетя. И так, сменяя друг друга, они одевали ее как куколку. А когда она выросла, то научилась шить сама и украшала свой наряд все новыми и новыми вышивками, которые находила на старых хевсурских фотографиях. Она узнала значение многих орнаментов и очень бережно сохраняла их рисунок во время вышивания. Нинико умела многое помимо шитья и вышивания. Все могла и умела, что требовалось в семье.

Во время всех праздников девочка, одетая в хевсурское платье, появлялась в деревне. Если другие стеснялись надевать традиционную одежду, она, наоборот, с гордостью носила ее. Всем нравилась ее верность традициям, но особенно это любил в ней дедушка. Он радовался, когда видел ее в традиционном наряде, и всегда говорил:

– Ты мне и внук и внучка, ты радость дедушкина и единственная надежда.

Вот уже год, как Нинико очень изменилась. Ее переходный период и становление прошли быстрее, чем обычно бывает у девочек ее возраста. Она и раньше хорошо училась, но теперь проявляла прекрасные способности. Одни учителя объясняли это старательностью, другие говорили о хороших генах ее семьи.

И правда, все ее предки – и с материнской и с отцовской стороны – были особенными, образованными и выдающимися людьми. Она и сама слышала от близких множество интересных рассказов о своих предках и чтила их память. Но все-таки в последний год она сильно изменилась.

Эта история произошла почти год назад, и все началось, когда в один выходной день Нинико проводила уборку дома и двора. Когда очередь дошла до кладовки во дворе, в глаза ей бросился большой старинный сундук, окованный железными обручами и запертый на замок. Он стоял в углу и использовался только как подставка. Нет, она и раньше знала об этом сундуке, но поскольку на нем всегда что-нибудь лежало, она не обращала на него внимания. Сейчас почему-то она остановила на нем взгляд. Попробовала открыть, но тщетно. Ни один ключ из найденных в доме не подошел. У дедушки она не спросила. Прошло несколько дней, и дедушка сам завел разговор о сундуке:

– Ты хорошо убрала кладовку, и сундук моего деда так почистила, что он выглядит как новый.

Вот тогда вспомнила Нинико о замке и спросила у дедушки про ключ.

Дедушка сказал:

– Когда в тридцать восьмом году, осенью, моего деда Георгия арестовали, ключ должен был быть у него, поскольку он его никому не доверял. Второй вроде должен был быть дома, но мы не смогли его найти. А отец сказал нам: «Внутри сундука дух Гуданского Святого Георгия, и кто попытается открыть сундук без разрешения деда Георгия, будет поражен, как дракон. Раз мой отец не доверял нам ключи, значит, нам его открывать не полагается, поэтому даже не пытайтесь открывать или взламывать его без ключа!»

Ну, мы и не прикасались к нему. Я ведь тебе и раньше говорил, что мой отец тоже был очень странным, не говоря о дедушке. Он тоже верил в знаки и никогда не прекословил отцу, поэтому и мы не ослушались его и не притрагивались к сундуку. А потом мы о нем и забыли. Стоит себе и стоит как семейная реликвия, много места он не занимает, так пусть стоит в память о нем. Пусть его душа здесь живет, в его семье. Ученым человеком был мой дед, глубоко образованным, сильным, породистым, весь мир повидал, не то что мы, его сын и внуки, которые вон дальше Тбилиси не выходили. Ему было всего сорок пять, когда его увели люди из большевистского Энкаведе, а потом он пропал. Насколько мы знали, его сослали в Сибирь, но он оттуда сбежал. После этого его искали, несколько раз и сюда приходили из милиции. Я был маленьким, но хорошо помню. Когда прошло немного времени, наш тбилисский родственник рассказал моему отцу, что в Сибири он, оказывается, убил конвоира и бежал в сторону Китая. Возле китайской границы тоже кого-то убили, какого-то военного, и обвиняли в этом моего деда, а после этого его и след простыл.