Александр де Дананн - Память крови

Теперь же я должен сказать, что говорю о гнозисе и инициации в латинском смысле, и меня почти не печалит отсутствие возможности поведать об этом тем несчастным, которые не знают сего, ибо я язычник и почитатель язычества, разделяющий мир на чернь и мудрецов; а последние пользуются сей малостью для защиты от первых, каковых предки мои изображали в облике пса, сидящего на цепи в вестибюле domus familie [53]с надписью «cave canem» , [54] – пса, ибо лает, кусает и терзает. Будучи, вероятно, единственным меж вами, кто не числится в Братстве, [55]я могу позволить себе свободно изъясняться и выражать собственное мнение, держать свои мысли при себе, либо выставлять их напоказ. И я скажу о неотёсанности современных людей, извращающих [56]оккультную философию посредством христианизации и демократизации оной науки и желающих сделать общим – сие и есть примитивный христианский коммунизм [57] – всё то, что известно другим, обосновывая это глупой сентенцией, гласящей: мудрость – достояние каждого; напротив, я полагаю, что интересующая меня мудрость является достоянием немногих, кои посредством неё могут управлять низшими, посему король-маг – это не чародей, который добровольно становится лакеем любопытных и праздных…» [58]

В данном свидетельстве мы обнаруживаем все, так сказать, «путеводные нити» к языческой ненависти к христианству. Найти более внятный пример какой-либо «контринициатической» деятельности было бы затруднительно; следует хорошо помнить слова апостола Иоанна: «Qui solvit Christum, hie anticristus est» . [59]

Негодование и страх перед упадком и «вульгаризацией» тайн, столь бурно выраженные князем Каэтани, по нашему мнению, являют собой лишь ложную проблему.

На самом же деле Христос собственной жертвой дал каждому человеку возможность полностью реализовать себя; очевидно, нельзя достигнуть этой цели без подлинной и суровой внутренней дисциплины, истинных жертв, то есть без благочестивых помыслов и достойных деяний, а прежде всего – при отсутствии вспоможения Духа Святого, ибо без вмешательства божественного провидения человек не возвышается, но падает, сражённый демонами.

Роды, которые отвергли христианскую весть и за деятельностью которых стоят силы люциферианского происхождения, попросту опасались того, что в их понимании было достойной презрения популяризацией, ведь они хотели сохранить собственное верховенство и привилегии, каковые до тех пор крепко держали в своих руках: привилегии, на кои у этих родов, по правде говоря, учитывая их происхождение, никогда не было права.

Не стоит забывать, что «до появления Христа падшему человеку не была дана власть преодолеть земную сферу и возвыситься в совершенном восстановленном состоянии до божественного небесного эфира. Кроме того, поклонение королей-магов младенцу Иисусу подразумевает, среди прочего, то, что они признали Спасителя и подчинили свои естественные и сверхъестественные способности верховной власти Избавителя; так сходит на нет влияние жреческой магии, дабы во благо всех людей произошло человеческое искупление».

Тема привилегий некоторых родов и их происхождения поднималась и в академической среде – в частности, во время работы конгресса «Семьи и родственные узы на средневековом Западе», проходившего в 1977 году в Риме, где Хайнцельманн, исходя из фактического положения вещей, отмечал, что «уже в римской традиции главенствующие семьи притязали одновременно на важнейшие государственные должности и на приписываемые сим должностям добродетели. А потому эти фамилии обладали авторитетом. Установлено, что в IV веке все знатные семьи занимают влиятельные официальные посты, например, при консульстве, а все великие консулы вместе с тем являются и sacerdotes [60]одного, двух, трёх и даже девяти культов…» [61]

Одна из «сильных сторон» аристократии в любые времена заключалась в том, что она всегда внушала своего рода благоговейный страх: народ как бы чувствовал, что в её крови было нечто странное, придававшее ей почти харизматический характер.

По этому поводу в ходе своего выступления на том же римском конгрессе Андре Воше сказал, что «в действительности в Средние Века авторитет аристократии основывался не только на политической власти или богатстве, каковым она владела, во внимание принималось также и магическое качество, связанное с высоким происхождением. Общий менталитет воспринимал аристократию как совокупность материальных и нравственных дарований, которые и составляли своего рода харизму». [62]Затем он добавил про «подлинность утверждения о том, что в последние столетия Средних Веков различные княжеские и королевские роды Запада насчитывали в своих рядах определённое количество святых, словно бы святость и составляла наследственную харизму, передававшуюся преимущественно в лоне привилегированных семей». [63]

Далее Воше акцентировал внимание на прогрессировавшей христианизации части аристократии и, что более точно, на распространении закона о наследовании на святость, то есть на обращение к традиционной и ортодоксальной точке зрения. В таком случае, не представляется ли нам история борьбой двух противоположных родов, один из которых связан со своеобразием собственной крови, тогда как другой – больше с духом, нежели с кровью; первый является потомком падших ангелов, второй же – духовного происхождения, идущий от ангелов, коим Бог наказал охранять священный Грааль?

Действительно, «когда феодальный принцип первородства был заменён «выборным» принципом, – как писал Жан Вассель, [64] – гербы приобрели более «фамильный» характер, что стало причиной замутнения изначальной чистоты геральдики. Вместе с тем, при наследовании ряда феодальных функций, особый акцент делался на передаче оных из поколения в поколение наряду с землями, на кои распространялась юрисдикция рода. Однако и некоторые рыцарские функции также фактически переходили, на законных основаниях, от отца к сыну; определённые семьи именно своими качествами оправдывали многовековую передачу рыцарского или небесного влияния. От них могли происходить отдельные благодатные «роды», чьё противостояние с другими, пагубными, родами могло бы объяснить кое-какие недоразумения в политике и суть некоторых средневековых и более поздних конфликтов». [65]

Исследователь многозначительно добавлял в примечании: «Равным образом и определённые современные «роды» промышленников и финансистов, по-видимому, служат «средством» влияния иного порядка», [66]и тема эта неисчерпаема…

Но постараемся рассмотреть поближе качество, определяемое как «благородство». Вюльсон де ла Коломбье [67]различал благородство божественное, светское и нравственное. Первое относится к истоку души, происхождение коей небесное и каковая зависит от могущества Бога; второе, связанное с кровью и генеалогией предков, зависит от превратностей нашего рождения; наконец, третье, касающееся добродетели, которой должен обладать каждый человек, зависит от свободы нашего духа. По Вюльсону именно нравственное благородство следует ценить выше, ибо его можно заслужить лишь добрыми делами и великодушными поступками – ведь добродетель всегда облагораживает того, кто ею обладает. Он настаивал на том, что нет пользы грешнику в происхождении от именитых родителей, как и слепому тщетно иметь зрячих предков, а человеку – пращуров из расы исполинов . Хороший пример, свидетельствующий о существовании в эпоху Вюльсона семей, кичившихся своим происхождением от библейских гигантов!