Дмитрий Нечепуренко - Динамическая сущность характерологии В. О. Пелевина

С незапамятных времён существуют различные виды искусства, мифы, эзотерика, мистицизм, религиозные учения, метафизика – ненаучные способыпостижения мира. Это тоже источники информации о мире, так или иначе уже прошедшие проверку временем, возможно, не до конца разгаданные. Принимая во внимание тяготение В. О. Пелевина к древним и средневековым восточным, эзотерическим учениям (различные школы буддизма, суфизм, цигун, каббала, мистицизм), будет целесообразно и продуктивно подключить для исследования характерологии писателя восточные и эзотерические представления о человеке. Тематика и образы суфизма использованы Пелевиным в «Принце Госплана» (разговор Саши Лапина с Аббасом), в «Асассине» из сборника «П5: Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана». Древнекитайский оракул «Книга перемен» использовался в «Числах», в романе «S.N.U.F.F.». Древневосточной тематикой, средневековой китайской философией, её образами пестрит практически всё творчество В. О. Пелевина: буддист Гиреев в «Generation ‘П’», путеводитель по железным дорогам Индии, найденный Андреем в «Жёлтой стреле» и так далее. Об этом писал и А. Немзер:

«Буддизм, теория информации, юнгианство, структуралистский анализ мифа, оккультизм, кастанедовщина – чуть не все модные интеллектуальные заморочки перепеты им на язык родных осин» [162].

Итак, мы рассмотрели такие ключевые понятия, как «характер», «художественный характер», «эмоционально-ценностная ориентация». Также мы рассмотрели некоторые важные для нас концепции характерологии: собственно психологические и концепцию характерологии Т. Касаткиной. Обращение к психологическим классификациям для нас обусловлено спецификой цели писателя – просвещением своего читателя, что заключается в необычайно сильном воздействии художественного произведения на реального человека с целью изменения его характера (мировоззрения); об этом речь пойдет в следующих главах книги. Мы выяснили, что несмотря на свои успехи по отдельным пунктам, наука не может полностью объяснить сущность характера, доказать его зависимость от строения тела, контуров лица, цвета глаз и так далее. Остаётся актуальным вопрос, возможно ли определение характера человека на основании изучения его внешности? На протяжении веков связь между внешностью человека и складом его характера отчётливо фиксировалась в литературных произведениях и в изображениях великих художников. Научная психология исходит из положения, что зависимость между привычным выражением лица человека и складом его характера не является однозначной. То или иное выражение лица, складки, морщины могут иметь различные причины возникновения: причиной слегка приоткрытого рта может быть не только глупость человека, но и глухота, и больная носоглотка, и напряженное внимание. Наиболее достоверное представление о характере литературного персонажа можно получить, проанализировав его во взаимосвязи с другими персонажами, оценить его поступки и поведение.

Термин «характер» употреблялся ещё в Древней Греции. В книге «Характеры» Теофраста, ученика Аристотеля, это слово означает людей как носителей и воплощений какого-то одного свойства, преимущественно отрицательного: «…притворщик – это такой человек, который, подходя к врагам, хочет скрыть свою ненависть. Он в глаза хвалит тех, на кого нападает тайно, и соболезнует им, когда они проигрывают дело. Он извиняет тех, кто дурно говорит о нем и не сердится на своих обвинителей» [203, 23]. Подобными описаниями начинаются каждый из тридцати очерков, повествуя о том, как описываемые люди ведут себя, какие поступки совершают. Такое понимание слова «характер» тождественно позднему значению слова «тип» (схематическое воплощение одной человеческой черты в наблюдаемом извне и описываемом человеке). Человека в античности представляли преимущественно как живую вещь, всецело подвластную судьбе. Интересно мнение А. И. Белецкого:

«Самая проблема человеческих характеров не изначальна в литературном искусстве» [41, 60].

В народных сказках и героическом эпосе герои только исполнители действий, а о их характеристике не может идти и речи. Бедно, стереотипно изображавшиеся переживания полностью зависели от развертывания событий в сюжете: сказочного героя постигла беда – «катятся слезы горючие», «резвые ножки подкосилися». Ценно высказывание Д. С. Лихачёва, охарактеризовавшего жития конца XIV – начала ХV вв.: «В центре внимания писателей оказались отдельные психологические состояния человека, его чувства, эмоциональные отклики на события внешнего мира. Но эти чувства, отдельные состояния человеческой души не объединяются еще в характер» [148, 64].

В современном литературоведении смысловую эволюцию понятий «характер» и «тип» подробно описывает В. Е. Хализев в книге «Теория литературы». Он пишет, что в XIX веке возобладала новая концепция искусства, как познания, опирающаяся на опыт реалистического творчества. В эту эпоху преодолевались и одновременно синтезировались более ранние теории подражания и символизации. Базовые понятия этой концепции, поставившие в центр образ человека в искусстве – это тип и характер.

Слово «тип» (типическое) применительно к искусству используется, по меньшей мере, в двух значениях. В одних случаях исследователи отталкиваются от этимологии слова: «образец», «отпечаток». Это служило, прежде всего, классификаторским задачам (типы личности). Типическое при этом связывается с представлением о стандартном, лишённом индивидуальной многоплановости, воплощающем некую повторяющуюся схему. Тип в данном значении слова означает один из способов художественного воссоздания человека, воплощение в персонаже какой-то одной черты, одного повторяющегося человеческого свойства. Пример для сравнения – «живые» персонажи А. С. Пушкина, В. Шекспира и «типы одной страсти» Мольера [211, 23]. Таким образом понимаемые типы в литературе связаны с традицией рационализма XVII–XVIII вв. Соглашаясь с В. А. Грехневым, Хализев считает, что такие типы присутствуют и в поздней литературе, запечатлевая «массовидное» начало в облике людей, которое насаждается цивилизацией и возрастает в жизни, все более отпадающей от культуры. Почвой для типов в литературе становятся не столько крупно выраженные проявления всеобъемлющих страстей или пороков, сколько усредненные формы того и другого, слабо тлеющая душевная жизнь толпы, виды духовной стадности («Мёртвые души» Н. В. Гоголя, произведения А. П. Чехова, рассказы М. М. Зощенко) [211, 23]. Тип может пониматься гораздо шире: любое воплощение общего в индивидуальном. Происходит некая универсализация термина.

В Новое время под характером начали понимать внутреннюю сущность человека, прежде всего то, что она сложна, многопланова, не всегда полно явлена во внешнем. Теперь писатели и поэты стали воссоздавать персонажей в качестве характеров и зачастую одновременно, как осуществляющих себя личностей (Гринев в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина, Пьер Безухов и К. Левин у Л. Н. Толстого, Алексей Турбин у М. А. Булгакова, доктор Живаго у Б. Л. Пастернака). Такое понимание характера очень органично накладывается на многих главных героев произведений Пелевина: Андрей из «Жёлтой стрелы», Вавилен Татарский из «Generation ‘П’», Рома из «Ампира В».