Идрис Шах - Знать как знать. Практическая философия суфийской традиции.

«Да, теперь тяни», — сказала крыса, устраиваясь поблизости, чтобы посмотреть, удалась ли ее задумка. Естественно, она убедилась, что обезьяна намертво схвачена льдом: сколько та ни билась, освободиться было невозможно.

И что же сделала крыса? Мы уже говорили, что съесть обезьяну она была не в состоянии. Поэтому она отправилась в соседнюю деревню и заключила сделку с местными жителями. Они приобрели у нее обезьяну в обмен на еду. Так обезьяна до конца своих дней жила в плену у людей, а они обеспечивали ее пропитанием — в этом заключался метод дрессировки, с помощью которого они заставляли свою пленницу выполнять разные трюки на ярмарках.

«То же самое происходит и с вами, — сказал дервиш. — Вы подобны обезьяне, а ваши учителя — крысы. Многое представляется вам правдоподобным так же, как это было с обезьяной. Но вещи не таковы, какими кажутся, и они не то, что вы о них думаете. Поэтому откройте поскорее глаза. Обезьяна не знала одной существенной детали, а именно того, что всегда существует невоспринимаемая обычным образом возможность утолить свой голод, отнюдь не прибегая к советам крысы, в особенности если вы думаете, что поймали ее, тогда как на самом деле — она поймала вас».

Итак, хотя то, что поведал старый дервиш, произвело очень сильное впечатление на слушателей, все же кое-что из сказанного вызывало у них недоумение.

Один из собравшихся сказал от лица всех остальных: «О святой и почтенный дервиш! Друг истины! Теперь мы поняли, что наше восприятие мира складывается из наших предположений о нем, что нам недостает информации и опыта и что мы полагаемся на тех, кто, преследуя собственные интересы, интерпретирует для нас и этот мир, и реальность, находящуюся за его пределами».

«В таком случае, — произнес дервиш, — с вашего разрешения я продолжу свой путь, так как впереди у меня много неотложной работы».

Но горожане не чувствовали себя вполне удовлетворенными. Один из них, ограниченный богослов, решил вопросом поставить дервиша в тупик, полагая, что тот никогда не сможет дать ответ.

«О дервиш, — заорал что есть мочи богослов, — как же ты объяснишь нам то, что люди в течение стольких веков продолжают изучать святые писания, и тот факт, что эти писания признаны во всем мире, а также то, что никто еще безнаказанно не подверг сомнению их ценность (ибо и ты рискуешь поплатиться жизнью, если сделаешь подобное предположение), и, наконец, какое дашь разъяснение тому, что признанные верования и ритуалы передавались из поколения в поколение, были освящены авторитетом целых династий почитаемых людей и никому еще не удавалось бросить на них тень сомнения?»

Мудрец ответил ему так:

«На твои вопросы ответить настолько легко, что сделать это, не дав бедным людям возможности пошевелить собственными мозгами, уже само по себе было бы дурным поступком и проявлением неуважения. Как я уже сказал, мне придется продолжить свой путь — дела не терпят отлагательства. Но через шесть месяцев я вернусь, так что у вас будет достаточно времени самим подумать над этим вопросом. Если по прошествии указанного срока найдется хоть один, кто так и не сумел понять подоплеку брошенного мне вызова, я с радостью ему отвечу».

И дервиш взял посох, чашу для подаяния и колпак, перебросил через плечо овчинную подстилку и пошел своей дорогой.

Богослов, разумеется, праздновал победу над дервишем и, не теряя времени, заявил, что его оппонент, оказавшись лицом к лицу с законным представителем теологии и даже с тем, что сам богослов воображал божественным волеизъявлением, бежал под напором неопровержимых доказательств истины.

Кое-кто из присутствовавших понял, что имел в виду дервиш. Другие пребывали в замешательстве, но были и такие, кого зажигательная речь и пламенные жесты защитника веры подогрели до крайней степени возбуждения и фанатизма.

Когда, полгода спустя, горожане заметили вдалеке дервиша, бредущего по пыльной дороге по направлению к городу, это был уже не тот город, что прежде. Люди, увидевшие истину в словах дервиша, изменились, и вели себя таким образом, о каком прежде и не помышляли. Их идеи и поступки стали приносить плоды как на высшем, так и на более низком уровне.

Те же, кого слова дервиша озадачили, нуждались в срочном руководстве, поскольку предпочли мучиться сомнениями и распалять в себе нетерпение, вместо того чтобы спокойно ожидать возвращения мудрого человека.

Остальные попали под власть псевдоучения фанатика. Фактически это представляло собой форму безумия, навязанного людям, во всех других отношениях казавшихся вполне нормальными. Теперь они выбежали на улицу, ожидая повода расправиться с дервишем и таким образом убедить себя в победе правды над ложью, претенциозностью и лицемерием, иными словами, над всем тем, что переполняло их самих. У них не возникало и мысли о собственной причастности к этим качествам.

Дервиш уверенно шагал вперед несмотря ни на что. В него летели камни, эхо разносило по улицам улюлюканье и свист насмешников, дети дергали его за халат, собаки лаяли, а трусы хвастливо описывали, что бы они с ним сделали, будь на то их воля.

Когда он вышел на городскую площадь, собравшаяся там толпа не давала ему и слова сказать. Ее фанатичный лидер просто ревел от восторга и подпрыгивал на месте, напоминая клоуна, кем он и являлся. Сам чувствовал он себя святым, каковым, разумеется, не был.

Дервиш уселся и стал ждать, пока толпа не успокоится. Через какое-то время, когда любители острых ощущений довели себя почти до полного изнеможения и притихли, он встал и обратился к признанному поборнику духовности с такими словами:

«Благодаря противодействию, которое ты оказал моим словам, твои последователи получили столько сильных, глубоких и приятных переживаний, что, наверное, захотят услышать от меня какие-то еще слова, чтобы оживить неиссякаемое чувство собственного превосходства и прибавить выразительности вашей миссии по защите истины и искоренению лжи».

Смекнув, что ему предоставлена возможность еще больше прославиться, подстрекатель толпы ответил в стиле, хорошо известном врачам, наблюдавшим подобное заболевание в крайних его проявлениях:

«Проклятый язычник! Сука и сын суки! Враг истины и людей! Дьявол и чертов сын! Исчадие адской тьмы! Говори, чтобы мы могли опровергнуть твою ложь и развеять твои жалкие и ничтожные интриги!»

Здесь приведена только часть эпитетов, которые он выпалил, на основе приведенного списка остальные легко себе представить.

«Могу ли я в таком случае продолжать?» — спросил дервиш.

«Пусть говорит!» — закричали те, кто, ненавидя дервиша, поддерживал его безумного оппонента, и те, кто хотел увидеть, как прольется кровь.