Валентин Томберг - Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма

Старшие Арканы Таро — это не аллегории и не какие-либо «секреты» или «тайны», поскольку аллегории суть не что иное, как всего лишь образные представления абстрактных понятий, а тайны — это лишь определенные факты, действия, разновидности того или иного учения или соответствующей практики, которые кто-либо удерживает при себе из личных соображений, чтобы ими не воспользовались другие — те, кому он не желает их открывать. Старшие Арканы Таро — это символы в подлинном смысле слова. В каждом из них скрыт особый смысл, который открывается в зависимости от глубины медитации. То, что они открывают, нельзя назвать тайнами , т. е. чем-либо, что при желании можно утаить; это именно арканы — нечто совершенно иное. Аркан есть то, без знания чего невозможна сколько-нибудь плодотворная деятельность в той или иной сфере духовной жизни; то, что должно деятельно присутствовать в нашем сознании — и даже подсознании, — чтобы раскрыть в нас дар свершения открытий, рождения новых идей, воплощения новых художественных образов. Словом, от Арканов зависит плодотворность нашего творчества в любой области духовной жизни. Аркан — это тот «фермент» или «энзим», наличие которого стимулирует духовную и психическую жизнь человека. Именно символы являются носителями этих «ферментов» или «энзимов» и взаимодействуют с ними, если к этому взаимодействию подготовлен сам склад ума и уровень нравственности того, кто их воспринимает, т. е. если он «нищий духом» и не страдает самым опасным духовным недугом — самодовольством.

В свою очередь, как аркан —нечто высшее по сравнению с секретом или тайной, так и мистерия , или таинство, — нечто высшее по сравнению с арканом. Таинство — не только «стимулирующий фермент»: это духовное событие , по своей важности сравнимое разве лишь с физическим рождением или смертью; это изменение духовных и психических побуждений в целом, полная перемена сферы {3} 3 Здесь и далее: в оккультной традиции более точный термин — «план» или «уровень» («миры», « 'olamoth »; см. далее) в иерархии проявленного бытия. сознания. Семь таинств Церкви суть семь цветов радуги, в которых преломляется белое сияние одной-единственной Тайны, главнейшего Таинства, известного как Второе Рождение, о котором в ночной беседе-посвящении Христос говорил Никодиму (см. эпиграф). Именно это христиане-герметисты подразумевают под Великим Посвящением .

Разумеется, в таком «посвящении» (initiatio), если под ним понимать Тайну Второго Рождения (которое и есть Великое Таинство), никто никого не посвящает. Оно приходит свыше и обладает протяженностью и удельным весом вечности, где и пребывает «Инициатор», — здесь же, в дольнем, можно встретить лишь соучеников, товарищей по посвящению, которые узнают друг друга по тому, что «имеют любовь между собою» (Ин. 13: 34—35). В сущности, нет никаких «учителей»; есть лишь один-единственный Учитель ; именно Он — подлинный, единственный Посвящающий. Конечно, всегда найдутся учителя, которые преподают каждый собственное учение, сообщая в процессе посвящения те или иные тайны, секреты, которые им известны, тем, кто и становятся таким образом «посвященными»; но все это не имеет ничего общего с Таинством Великого Посвящения.

Поэтому в христианском герметизме, — в той его части, где речь идет о конкретном человеке, — никто никого не посвящает. Среди христиан-герметистов никто не претендует на титул и функции «инициатора» или «учителя» — ибо все являются соучениками, и каждый в каком-то смысле учитель и ученик других. Именно об этом говорит пример Св. Антония Великого:

«Ревнителям же добродетели, к которым ходил, он искренно подчинялся и в каждом изучал, чем особенно преимуществовал он в тщательности и в подвиге: в одном наблюдал его приветливость, в другом неутомимость в молитвах; в ином замечал его безгневие, в другом человеколюбие; в одном обращал внимание на его неусыпность, в другом на его любовь к учению; кому удивлялся за его терпение, а кому за посты и возлежания на голой земле; не оставлял без наблюдения и кротости одного и великодушия другого; во всех же обращал внимание на благочестивую веру во Христа и на любовь друг к другу. Так, с обильным приобретением, возвращался на место своего подвижничества, сам в себе сочетавая воедино, что заимствовал у каждого, и стараясь в себе одном явить преимущества всех» (6: гл. 4, с. 7).

Совершенно сходным образом должен относиться христианин-герметист к традиционным знаниям и наукам — естественным, историческим, филологическим, символоведческим, теологическим, философским; такое отношение составляет, в сущности, обучение самому искусству учиться .

И в этом смысле как раз Старшие Арканы Таро побуждают нас учиться и служат проводником в этом обучении, поскольку являются завершенной, целостной и неоценимой школой медитации, исследований и духовных устремлений, несравненной школой искусства учиться .

Таким образом, христианский герметизм — это отнюдь не какой-либо соперник религии или официальной науки. Заблуждаются те, кто видят в нем «истинную религию», «истинную философию» или «истинную науку». Христиане-герметисты — не учителя, но слуги. Они не претендуют (что было бы по меньшей мере ребячеством) на какое-либо преимущество над священными чувствами искренно верующих, или над плодами достойных восхищения усилий ученых, или над произведениями гениальных творцов. Нелепо полагать, что герметисты, скажем, скрывают от профанов тайны предстоящих научных открытий. Они, например, как и никто на сегодняшний день, не знают эффективного лекарства от рака. Более того, они были бы чудовищами, если бы, владея секретом средства против этого бича рода человеческого, не обнародовали его. Такое средство им неизвестно, и они первыми признают исключительную заслугу того благодетеля человечества, того спасителя, который это средство изобретет.

Столь же несомненны для христиан-герметистов величие и заслуга Франциска Ассизского и многих других, исповедующих так называемую «экзотерическую», «общедоступную» религию. Более того, в их понимании каждый искренно верующий потенциально является Франциском Ассизским. Священнослужители, люди науки и искусства во многом их превосходят. Герметисты это прекрасно осознают и не тешат себя убеждением, что их удел более возвышен, вера — глубже, знание — более совершенно или что они в чем-либо более компетентны. Они ни от кого не скрывают свою религию, свою науку и своё искусство, со временем долженствующие якобы заменить общеизвестные религию, науку и искусство — прошлого или настоящего. То, чем они обладают, не связано с каким-либо преимуществом или объективным превосходством над той религией, наукой и искусством, которые известны человечеству; достояние герметистов — лишь единая душа религий, науки и искусства . В чем же состоит миссия сохранения этой «единой души»? На этот вопрос я отвечу следующим конкретным примером.