Арнольд Минделл - Кома: ключ к пробуждению

Некоторые из нас могут опасаться этой отрешенной и мудрой части самрго себя, потому что воображают, что излишняя близость к бессмертию выльется в потерю связи с более молодым «я». Верно как раз противоположное. Большинство маленьких детей живут с полным осознанием бессмертной Самости; именно поэтому им нередко бывает легче умирать, чем взрослым. Смерть и время — это взрослые социальные концепции, а не реалии для маленьких детей. По детскому разумению, люди не умирают. Так, дети Питера дарили своему отцу подарки для его нового мира. Будучи взрослыми, мы все — включая тех, кто ненавидит свое бренное тело и хочет покинуть этот мир, — нуждаемся в большем, а не меньшем соприкосновении с нашим бессмертием, ибо только тогда жизнь будет стоить того, чтобы ее прожить. Наша бессмертная часть дает нам ощущение знания, которым мы некогда обладали в детстве, в материнской утробе или в некоем мифическом Эдеме. Именно это захватывающее дополнение нам нужно привнести в нашу мирскую жизнь.

Мы все знаем, что умрем. Фактически в определенные моменты нам всем хочется умереть. Отнюдь не считая это желание абсурдным, нам нужно понять, сколь разумным оно может быть. Под давлением необходимости быть тем, кем мы не являемся, мы забыли свою сущностную природу. Эта мысль настойчиво звучит в философии, в священных писаниях Востока и Запада, в пророческой поэзии. Каждый религиозный источник пытается пробудить в людях это забытое знание о самих себе.

Смерть имеет релятивистский характер. С точки зрения нашего реального тела смерть — трагедия, утрата. С точки зрения мифического тела смерти не существует. С психодинамических позиций, смерть приходит, когда пытается произойти что-то новое и его отсекают. Если мы осознаем внутренний персонаж, представляющий этот новый элемент, наша скорбь затихает, поскольку исчезает само понятие смерти. Когда мы включаем духов в себя, они уходят4. Умираем ли мы в ньютонианской могиле или живем в божественном планетарном поле, подчиняющемся законам физики нелокальности, это зависит от позиции нашего осознания. Фактически то, живем ли мы, или умираем, зависит от нашей точки зрения.

Доказательство тому — история смерти старого дзэнского учителя. Когда он умирал, его ученики собрались вокруг него, печально сетуя, что это, вероятно, их последнее занятие с ним. Он впал в ярость и спросил: "О чем, как вы думаете, все эти учения? Куда, как не прямо сюда, я, по вашему мнению, собираюсь идти?"

Иными словами, умирающий учитель становится полем, мыслью, которая вездесуща и доступна каждому.

Старая умирающая женщина, уже готовая переключить осознавание на свое бессмертное тело, незадолго перед смертью разговаривала со мной:

Пациентка: Ребенок… мальчик… звезда родилась. Почему… что такое жизнь? Что такое болезнь?

Арни: Болезнь — это мусор. Выброси ее.

Пациентка: Нет.

Арни: Что такое болезнь? Нет, правда, что? Иди вовнутрь и спроси звезду.

Пациентка: Болезнь — это часть нас, которая пытается… пытается… быть замеченной… чтобы о ней знали.

Звезда, которая родилась, была ее мифическим телом. Это ее мифическое тело задавало эти вопросы. Перед самой смертью она напевала:

Веди, веди свою лодку плавно по течению, Весело, весело, весело, весело…

А потом, несмотря на паралич, она громко и от всего сердца пропела:

Жизнь… всего… лишь… сон!

Она перешла в другую самотождественность. Юнг тоже нашел вечную часть самого себя в одном из своих последних сновидений. Он встретил медитирующего йога и внезапно понял, что наша реальность — сновидение этого йога5. Итак, нет единственной, абсолютной реальности. Или, скорее, реальность — это смесь вечного переживания, бессмертного тебя и твоей повседневной жизни.

Работа с коматозными состояниями свидетельствует о том, что в состояниях, связанных с повреждением мозга, может быть больше способностей к осознаванию, чем мы предполагали прежде. Экстраполируя эту мысль, мы могли бы сказать, что, пока тело живет, возможность сознания сохраняется. Эта экстраполяция, в свою очередь, приводит к этике Танатоса, философии и парадигме умирания, которая рекомендует:

1. Совершенствовать методы, которые могут помочь людям в измененных состояниях устанавливать связь с их собственным внутренним осознанием;

2. Позволять им принимать свои собственные решения по поводу жизни и смерти.

На современном этапе развития медицинской науки мы задаемся вопросом о том, когда заканчивается жизнь человека, находящегося в коме. Сегодня медицинское сообщество, ответственное за индивида, отвечает на этот вопрос вместе с семьей умирающего человека. Некоторые врачи считают, что, коль скоро сознание ушло, человек обречен. То, что остается, — это неразумный организм1. Согласно этому подходу, если мозг более не функционирует, остается только безжизненная оболочка. Тело пережило своего владельца. В 1981 г. Президентская Комиссия по изучению этических проблем в медицине, биомедицинских и поведенческих науках предложила Стандартное определение акта смерти, — в котором, в частности, говорится:

"Индивид, который перенес; 1) необратимое прекращение сердечно-сосудистой и дыхательной деятельности, либо 2) необратимое прекращение всех функций мозга, включая ствол мозга, считается мертвым"2.

До недавнего времени сердцебиение являлось мерилом жизни, а его отсутствие — знаком смерти. Однако с приходом в медицину современной технологии стало возможным возвращать к жизни людей, чье сердце и дыхание остановились. Даже когда мозг необратимо поврежден, другие жизненные органы могут продолжать функционировать. Эти обстоятельства делают настоятельной необходимостью разработку новых определений жизни и смерти. Сегодняшнюю атмосферу в медицинском сообществе, вероятно, лучше всего представляет следующее заявление, взятое из классического учебника по коме:

"Согласие по поводу того, что мозг и личность едины, в значительной мере сняло этический конфликт, который в ином случае следует из почти универсального уважения к достоинству индивидуального человеческого существа"3.

Это мнение предполагает, что поскольку мозг и личность едины, если мозг выходит из строя, то исчезает и разум, и потому человека больше нет. Однако эту черно-белую картину, происходящую от уравнивания человеческого существа и мозга, оспаривают нейропатологические исследования мозга людей в хронических вегетативных состояниях, которые показывают, что повреждение коры головного мозга иногда оказывается "навряд ли достаточным основанием для объяснения бессмысленности предсмертного поведения пациента"4.