Кристина Гроф - Жажда целостности: наркомания и духовный кризис

Кроме того, наша удовлетворенность не длится вечно. Мы обретаем объект своего желания, наслаждаемся радостью этого скоротечного момента, чувствуем облегчение, а затем в скором времени жажда возобновляется. Как только это мгновение проходит, мы пытаемся удержать его или повторить его. Когда у нас есть необходимость контролировать свою реальность, наши усилия возрастают. В конце концов мы становимся настолько сосредоточены на повторении вкуса удовлетворения, что становимся им одержимы. Наша привязанность переходит в зависимость.

И хотя мы наслаждаемся мгновениями счастья, мы также в той или иной степени чувствуем дискомфорт, вызванный нашим постоянным желанием и нашей неспособностью оценить то, что к нам приходит. Перед лицом этой эфемерности бытия мы пытаемся сохранять самообладание. Мы лелеем ожидания по поводу своей жизни, своих целей и желаний. Когда мы достигаем своей цели или удовлетворяем желание, то все меняется. Эта перемена приносит страх и боль, и в поисках дальнейшего удовлетворения мы еще крепче держимся за то, что уже накопили. Некоторые из нас в постоянных поисках мимолетных удовольствий становятся неподатливыми или даже жадными.

Бывают такие периоды, когда мы не можем позволить себе жить свободно. Мы становимся временно заблокированными от радости настоящего момента, поскольку боимся, что потеряем то, что уже имеем. Мы можем даже развить в себе чувство вины по поводу того, что мы достигли желаемого, возможно, чувствуя, что мы это не заслужили. Мы не хотим выходить из ограничений, которые мы для себя установили. Наша жизнь, полная ограничений и страданий, — это то, что мы знаем, и мы боимся от этого отказаться. Держась за свою привычную личность, мы еще больше отдаляем себя от контакта с «глубинным Я».

Не правда ли, это звучит знакомо? Здесь снова наблюдается сходство между динамикой привязанности и темной ночью зависимости, хотя они по своей силе отражают разные уровни. Мы ошибочно направляем присущий нам поиск целостности на различные виды внутренней и внешней деятельности, на вещества и на отношения, которые не могут ни ответить на наши насущные вопросы, ни заполнить нашу духовную пустоту. Извечная проблема привязанности и вытекающего из нее страдания отделяет нас от потенциальной радости и свободы.

Настоящий момент — это окно в божественное. Мистики говорят нам, что предмет наших духовных поисков находится прямо здесь и сейчас, но из-за наших внутренних барьеров мы большую часть времени не можем его видеть. Некоторые из этих барьеров связаны с нашими привязанностями, а также с негибкостью и страхом, которые эти привязанности порождают. Поскольку мы не способны искренне радоваться настоящему моменту, мы не можем полностью соединиться со своим жизненно важным источником творчества, любви и вдохновения. Наши привязанности удерживают нас вдали от божественного.

Утверждение «У всех нас общая основа с подлинными жертвами зависимости» может удивить каждого, кто никогда не считал себя таковым. Но если мы задумаемся о человеческой дилемме привязанности и страдания, мы увидим, что независимо от того, одержимы мы пристрастиями или нет, все мы в том или ином варианте сталкиваемся с этой дилеммой. Содержащиеся в этой книге рассуждения об оскорблениях, о механизмах выживания, о темной ночи зависимости и о капитуляции в той или иной мере применимы не только к жертвам зависимостей, но и ко всем нам, когда мы сталкиваемся со своими привязанностями.

Эта идея, конечно, не вяжется с привычным для большинства из нас образом наркомана или алкоголика. Во времена моего детства бытовало стандартное представление об алкоголике: пьяница, шатающийся по улице с бутылкой в руке, о ком взрослые снисходительно шептались между собой. Наркоманы выглядели тощими, изможденными персонажами, слоняющимися по аллеям, с прозрачной кожей и всклокоченными волосами. Их вены были испещрены следами множества инъекций героина. Всюду их окружала грязь, угрюмость и пустая бесполезность. Эти люди были отделены от других. Мы держались от них подальше, поскольку они считались плохими и морально разложившимися. У них отсутствовал контроль над собой, и они по сравнению с нами казались жалкими и презренными.

Голливуд усилил такое восприятие наркомана и алкоголика: в фильме «The Days of Wine and Roses» («Дни вина и роз») мы видим Джека Лемона, помещенного в «психушку», странного и небритого, облаченного из-за своего алкогольного поведения в смирительную рубашку. В фильме «Reefer Madness» («Сигарета безумия») курильщики марихуаны изображены как извращенцы и чудовища. В этих фильмах совершенно не допускалась возможность того, что этим людям под силу справиться с вполне решаемой проблемой. Там отсутствовало понимание того, что алкоголики и наркоманы — это на самом деле люди, занятые усиленными поисками, да только ищут они не там, где следует. Наркоманы, чувствуя на себе то клеймо, которое ввиду их зависимости поставила на них культура, переживают огромный страх и стыд.

Однако когда Американская медицинская ассоциация в пятидесятые годы признала алкоголизм болезнью, представление о зависимости начало меняться. И все же было более приемлемым считаться многострадальными женами и детьми алкоголиков и наркоманов, чем признать себя алкоголиком или наркоманом. Когда от людей требовалось сделать это, они с трудом признавали свои привязанности и зависимое поведение, которые естественным образом впутываются в клубок семейных зависимостей.

Возможно, причина, по которой мы отделяем от общества всех тех, кого называем наркоманами, отчасти состоит в том, что они служат карикатурными выражениями нашей собственной дилеммы привязанности. Быть может, мы налагаем на них табу, помещаем их в специальные учреждения, навешиваем на них ярлык «плохие люди» и даже хотим изолировать их от общества, поскольку их состояние напоминает нам о наших мучительных желаниях. Когда мы видим на улице морально разложившегося пьяницу или наркомана, само его существование резко сталкивает нас лицом к лицу с нашими собственными склонностями, зависимостями и привязанностями. Мы не хотим признавать, что эти страдания по большей части присущи и нам: ведь куда легче осуждать и ненавидеть наркомана или алкоголика, чем понять, что мы, в некоторой степени, находимся с ним в одной лодке.

У серьезных наркоманов есть что преподать нам о самих себе. Признавая, что мы как человеческие существа в той или иной степени разделяем общую дилемму привязанности, мы открываем себе путь к пониманию и состраданию по отношению к себе и к другим. Когда мы признаем реальность нашей общей дилеммы, у нас может даже возникнуть чувство облегчения и освобождения. Как только мы честно определили проблему, мы можем с ней что-то сделать.