Станислав Гроф - Зов ягуара

Тэд Маккензи осознал, как сильно он любит этот старый, грязный, проклятущий городишко. Его разноцветные огни, резко контрастирующие с чернильной тьмой ночи, настойчиво подмигивали ему, как глаза шлюхи. Призывно маня, они воскрешали призраки ностальгических воспоминаний. Сколько рискованных приключений довелось ему пережить за эти годы на нескольких квадратных милях, что тянутся от верфей до улицы Кастро и от Чайна-тауна до Тэндерлойна! Теплая волна возбуждения пробежала у него по спине, когда он вспоминал пьяные кутежи в барах и ночи, проведенные с дружками в стриптиз-клубах на Бродвее.

Маккензи был прирожденным авантюристом: он обожал гул адреналина в крови и просто расцветал, когда пахло жареным. За годы сотрудничества с ЦРУ у него было вдоволь возможностей поставить жизнь на карту по самой высокой ставке. Удовольствие и возбуждение, получаемое им от рискованных и зачастую сомнительных заданий, по природе своей было сродни сексуальному. Только это ни в коей мере не уменьшало его ненасытной тяги к сексу, и он не мог себе представить ничего более волнующего, чем сочетание наслаждения, боли и опасности. Его пленил Сан-Франциско, чей потаенный мир, порочный и эротический, казалось, превосходил границы самого болезненного воображения. Где еще в мире можно найти такое разнообразие возбуждающих приманок — от детской и подростковой проституции — мечты педофилов — и утонченных, экзотических салонов садомазохистов до сборищ онанистов, рынков черных и белых рабов для сексуальных утех, шоу транссексуалов и скотологических клубов?

В эту ночь мишурный блеск города, как никогда, притягивал Маккензи. Хотя он ни за что и никому не признался бы в этом, масштаб предстоящего дела заставлял его нервничать. При всей его любви к опасности и приключениям нынешнее задание не было обычной тайной операцией из разряда тех, которыми он обычно занимался. Не было оно и «порожним рейсом» — таких крупных дел он еще никогда не проворачивал. Уж, конечно, он предпочел бы находиться сейчас не здесь, а в Содоме и Гоморре колоритного сан-францисского «дна», продолжая старые знакомства или заводя новые.

Он ссутулился, поплотнее запахнув ветровку, будто пытался создать укрытие, чтобы уберечь свои плотские фантазии от ветра и соленой водяной пыли. Его мечты грубо прервал нарастающий прерывистый стрекот. Когда шум стал оглушительным, из темноты в ореоле белесого света вынырнул военный вертолет. Лопасти его винта безжалостно кромсали и разгоняли туман. Приблизившись к посадочной платформе, он на несколько секунд завис в воздухе, а потом мягко приземлился на палубу.

«Должно быть, это Крэйг Энрайт», — подумал Маккензи. Энрайт, ведущий специалист НИПИСа, должен был присоединиться к команде «Калипсо». Ему было поручено возглавить научную часть предстоящей операции и стать связующим звеном между кораблем и исследовательской группой института. Энрайт проделал стремительное и неуклонное восхождение от юного вундеркинда до одного из самых блистательных ученых института и специалиста мирового класса в своей области науки.

Поскальзываясь на каждом шагу, Маккензи подошел к вертолету, чтобы встретить гостя. Он заметно прихрамывал — то была память о напряженной и рискованной операции, чуть не стоившей ему жизни: тогда ему едва удалось спасти свою шкуру. Дверца вертолета открылась, и на палубу сошел маленький тщедушный человечек лет тридцати с небольшим. Видимость была неважной, но большие толстые очки в тяжелой темной оправе были такой неотъемлемой чертой внешности Энрайта, что Маккензи узнал его без труда.

В обществе Энрайт всегда был неуклюжим и застенчивым, и это делало его постоянной мишенью для шуток и розыгрышей. Сверстники считали его придурком и отличным кандидатом на роль козла отпущения, поэтому он изрядно натерпелся и от мальчишек, и от девчонок. А сильная близорукость только усугубляла его чувство незащищенности и неполноценности. С годами единственным способом, помогающим избежать страданий и разочарований, стала напряженная умственная работа. Робкий, замкнутый и неловкий с людьми, в науке он был уверен в себе, дерзок и неудержим. Энрайт чувствовал себя намного уютнее в окружении машин, чем в обществе себе подобных. Мир его был практически ограничен НИПИСом, его проектами и операциями. Поэтому ему с избытком хватало времени, чтобы глотать статьи и книги по своей теме.

— Привет, Крэйг, добро пожаловать на Калипсо, — дружелюбно ухмыляясь, приветствовал его Маккензи. — Что-то ты слегка запоздал. Все в порядке?

— Рад видеть тебя снова, Тэд. Все прекрасно, кроме погоды, — небрежно и буднично ответил Энрайт.

Они встречались несколько недель назад в Вашингтоне, на совещании по стратегическому планированию в Пентагоне. Тогда Маккензи почти ничего не знал о НИПИСе и не имел понятия о том, что представляет собой его исследовательская группа. Энрайт счел, что пришла пора посвятить его в суть дела, а заодно и подбодрить.

— Но легкий туман и ветер нам не помеха, — добавил он. — Ведь у нас команда мирового класса, сам увидишь. Левиафан будет здесь с минуты на минуту.

Пока один из членов экипажа разгружал багаж ученого и относил его в каюту, Маккензи и Энрайт подошли к поручням правого борта и стали всматриваться в туман, туда, где лежало побережье Болинас.

Маккензи достал пачку Мальборо и предложил сигарету Энрайту. Ярко вспыхнувший язычок пламени осветил суровое узкое лицо Маккензи и грубый шрам, неровно сбегающий от правого глаза к углу рта. То был след от пролома, а не от пореза, и, как верно угадал Энрайт, он был получен в жестокой драке, где ставкой была жизнь. Зажечь сигарету в такую погоду было не так-то просто, но после нескольких попыток им это удалось.

Энрайт остался стоять у поручней, застыв почти неподвижно. Он напоминал цаплю, замершую в ожидании зазевавшейся рыбы или лягушки. Такая медитативная поза, помогающая полностью уйти в себя, позволяла ему сохранять спокойствие в самых трудных и напряженных ситуациях. Маккензи, еще сильнее прихрамывая, снова принялся нервно мерить шагами палубу. Для него это тоже было способом успокоиться и снять напряжение. Подняв голову, он оглядел сложные системы антенн и локаторов, соединенных с самыми лучшими в мире навигационными системами. Судовой компьютер, считывающий сигналы со спутников GSS и управляющий бортовыми двигателями, был последним достижением научной мысли. Он мог держать судно в заданном положении с отклонением менее пятнадцати сантиметров от середины линии, соединяющей нос с кормой.

«Если кит нас не найдет, это будет их вина, а не наша», — с удовлетворением подумал Маккензи.

Энрайт взглянул на часы, и его уверенность поколебалась. Операция задерживалась, и он начал волноваться: вдруг что-то действительно пошло не по плану. Может быть, не стоило заранее задаваться перед Маккензи. Неудача маловероятна, однако все может быть, если учесть сложность операции.