Олег Музалёв - Конвейерные Миры или танцы с толтеками.

Например, человек, недополучивший в детстве любви и ласки от матери, в течение всей дальнейшей жизни пытается заполучить её в виде одобрения от окружающих. Или же он выберет свойственные только ему виды взаимодействий, которые ещё сильнее закрепят его начальное мироощущение. И чем сильнее внешнее воздействие, полученный комплекс или привитая манера поведения на пороге в жизнь, тем больше это влияние заметно в зрелые годы.

Сильные детские впечатления и любого рода привычки играют роль заводных пружин исполнительного механизма, задающего ритм и направление всей жизни. Как правило, мы неосознанно ищем на протяжении всего своего жизненного пути то — исходное возбуждение детства, которое либо очаровало, либо обрушило нас. Знак здесь не всегда имеет значение. Важен сам импульс обострённого восприятия, включивший на максимум силу осознания жизни. Он и притягивает внимание человека в течение всей жизни.

Есть такое мнение, что подобный заряд к действию получил А.Македонский, который в детстве был обделён заботой и лаской родителей. Повзрослев, в погоне за миражом материнской любви он, как известно, завоевал пол мира. И всё, чтобы он ни делал, было связано с его начальным жизненным импульсом.

В наиболее общем варианте рассмотрения такие люди представляют собой тип «охотников» за эмоциями, одобрениями и совместными сопереживаниями жизни с кем-либо. Остаться с реальностью один на один, обычно, им в тягость. Их класс энергий жизнеобеспечения находится только в сфере людей. Из них получаются хорошие предводители — социальные сталкеры, но не более того.

А вот другой пример жизненного пути.

Всем известный физик А.Эйнштейн рос заторможенным и самоуглублённым мальчиком. Учился он неважно — на тройки. Медленно осваивая школьную программу, будущий светило науки застрял на предмете физической механики. То ли она ему сильно понравилась, то ли не мог понять с ходу. А потом, всю жизнь ему по привычке пришлось далее углублять этот предмет. Так родилась теория относительности, открывшая новую эру в физике. Склонность характера и связанная с ней привычка детства привели его к всемирной известности.

Конечно, все эти предположения так же относительны, как и теория Эйнштейна, наряду с другими подобными им доводами, например, ставящими определённые черты характера человека в зависимость от родовых травм, шоков, потрясений в критические периоды его жизни. Очевидно лишь одно — то, что любое событие в нашей жизни оставляет свой отпечаток в нашем характере. Вот только не всегда бывает легко выявить эти взаимосвязи, определяющие дальнейший ход судьбы.

Воин духа с ростом своей осознанности постепенно разотождествляется со многими глубинными программами обуславливающими его поведение. Он прекрасно видит, что «вылепили» из него родители, школа и общество в целом. Он основательно разбирается со своей Дхармой, а не только с шаблонами поведения. Большинство дел в мире людей становятся для него маловажными и равнозначными, когда он вдруг обнаруживает, что они не дают ответа на главные вопросы жизни: кто мы, и какова наша судьба, как человеческих существ?

«Гениальность есть признанное помешательство».

В процессе своего становления толтековские воины, иногда, возвращаются к прежним занятиям, принятым в человеческой среде, но их интерес к ним быстро угасает, когда они видят их ограниченность в новой системе постижения реальности. Проскакивающие на периферии сознания полутона собственного мнения на «параллельный мир» социума всё больше стираются. Остаётся общий план уважения к деятельности людей, к их выбору, но при полном отсутствии сопричастности с их заботами.

Но, всё же, им приходится строить свой мир, находясь внутри Цивилизации. И они рискуют показаться безрассудными в «чужом монастыре», в случае, если раскроют свои карты в логове всеобще утверждённого соглашения видения реальности.

В этой связи можно вспомнить притчу, в которой повествуется о том, как ничего не подозревающие жители одного провинциального городка в один прекрасный день напились из единственного у них колодца отравленной кем-то воды. Кто был этот недоброжелатель — неизвестно. Но, вот, случилась беда: горожане стали постепенно сходить с ума от её действия. И лишь один предусмотрительный человек запасся чистой водой впрок и попивал её потихоньку на общем фоне разворачиваемого безумия.

Сначала он смеялся над спятившими вокруг него людьми. Но когда те свихнулись все окончательно, то стали, в свою очередь, смеяться над ним — единственной белой вороной среди них. После долгих колебаний и раздумий бедняге ничего не оставалось делать, как испить той умопомрачительной водички, чтобы стать «нормальным» в среде себе подобных. Впрочем, вполне вероятно, что история скрыла некоторые детали: может быть, у бедолаги вода просто закончилась?

И всё же, знаете ли вы, чем оправдывается любое безумие? Всего лишь одним фактором — в том случае, если оно выживаемо в сложившихся обстоятельствах. Если нет, то мы классифицируем это как сумасшествие, а страдающих от него людей отправляем в изоляторы, где они получают должный уход.

Но с позиции глобального выживания, наша Цивилизация не тянет на разряд полностью вменяемой. Здесь, в основном, не более чем в рамках человеческой жизни, выживают те, кто подчиняет себе других. На Земле всё ещё выживает сильный хищник за счёт своих жертв. Таких особей уважают и не только из-за страха, а чаще из-за болезненной зависти, что усиливает симптомы всеобщей ненормальности.

Хищники не так страшны сами по себе, они выполняют свою миссию. Но вот навязываемое ими эволюционное «сумасшествие» стало общим «достоянием», так как его приняло большинство, которое своим мироощущением определило культуру отношений с реальностью и соответственно среднюю продолжительность жизни в ней. А все иные стандарты эта когорта правящих оценщиков будет органически воспринимать в штыки. Завоёванный ими комфорт заткнул за пояс всю их духовность. Истории о жизни, которыми наводнено наше общество, в основном связаны с битвой за материальные средства, за власть эго. На этом фоне поголовной «материальщины» «серьёзным сумасшедшим» типа — искателям духа, приходится маскироваться, чтобы на них не навешали ярлыки иного — «нестандартного помешательства».

Поэтому нельзя сказать точно, что же творится с начинающими исследователями духа, когда они теряют человеческую форму. Сходит ли человек в этом случае с ума или, наоборот, становится нормальным.

По внешним признакам поведения в этот переходный для него период он похож на ребёнка, который ещё или уже не знает, что же ему — белой вороне — делать в стае чёрных воронов. Его причуды, подозрительность, безотчётное веселье или хандра не ведают границ. Он не вписывается в окружающее. Но у всех его текущих настроений есть одно общее свойство: они быстротечны и не поддаются обычной логике. Шкала стандартных человеческих приоритетов стёрта и случайные мысли, эмоции ещё как-то связанные с людьми, лихорадочно мелькают как беженцы без пристанища. Классификационный аппарат бывшей системы ценностей даёт сбой. Как писал один адепт: «живу я светло, потому что знать не знаю, для чего я живу и почему всё это, и какова польза от того». Но до такого состояния ещё нужно докарабкаться.