Пантес Киросон - Очевидцы бессмертия

У меня не было чувства, будто я стою в помещении. Свод Храма был усеян звёздами, но похож на бездонное небо, покрытое светилами. Казалось, в нём нет стен, а матовые колонны поднимаются прямо в тёмную небесную высь. Это был, скорее, чудесный сад. В нём виднелись и деревья и цветы, тихо шелестели фонтаны, и стояли вдали всевозможные храмы. Всё мерцало и сияло в полутьме Храма. Под куполом этого бескрайнего Собора были все церкви нашей грешной земли.

Я спросил Старца: «Кто построил Храм?»

«Он сооружён силами всех праведных душ. Они строили его, кладя камни веры всей своей жизни».

То, что я увидел в Храме, я не всё уразумел и не всё в силах описать. Казалось, сами глаза мои стали там иными, видели глубже и шире, чем в жизни.

Порою мне казалось, будто отделывали этот Храм такие великие художники, с таким неземным искусством его расписывали, что, может быть, и стены, и крыша в нём есть – а мне кажется, будто под открытым звёздным небом уходят ввысь колонны, а кругом бескрайний ночной волшебный сад с мерцанием лампад и огней…

Меня очень растрогало то, что я услышал от Старца. Приходят люди со всех концов земли, разных вер, разных языков и… встречают друг друга, как своих близких родных, как будто давно знакомы и давно любят друг друга. И выходит, что и язык, и вера, и любовь у них – одни? И я их уже любил, и они мне были родными…

И был посреди того Храма большой стол, а вокруг него восседали Старцы, И Старцы, и люди, стоявшие вокруг, как будто чего-то ожидали.

Мой седовласый Водитель сказал, что там собрался Собор Христа Сына Божия, и мы приблизились к восседавшим.

На столе лежало семь огромных книг, и Старцы раскрывали их и просматривали. А книги были на семи языках, и Старцы, читавшие их, были каждый из другой земли, разных наук, разных языков, и лица у них были разные, но одинаковая одежда на них была, одна вера и любовь в них жила, и они понимали и книги, и друг друга.

Старцы что-то выписывали из шести книг в седьмую и давали читать молодым, стоявшим за их спинами, а те садились уже за другие столы и писали что-то золотыми буквами.

И всюду в Храме на мраморных колоннах висели свитки белой бумаги, покрытые вязью золотых букв, и люди читали и разумели те мудрые слова.

Я спросил Старца о тех великих книгах, и он взял одну из них в руки, раскрыл и сказал: «Читай!»

Странная и чудесная была та книга… Буквы слов, написанных в ней, были многоцветными, одни слова сверкали золотом, другие горели огнём, третьи переливались, как бриллианты, всеми цветами радуги. Но самое странное и печальное было то, что среди золотых букв и сияющих строк чернели какие-то неуклюжие, неправильные, закорючками написанные буквы. Были они то чёрными, как кляксы, то серыми, как муть, то водянистыми красками намазаны, в подражание самоцветному блеску иных букв. Мне стало неприятно от их вида, словно дети играли со священной книгой и замарали её шутки ради. Меня возмущало: кто бы мог нанести такой вред дорогим книгам?

Старец ещё раз сказал: «Читай!» – но я не мог ничего прочесть, ибо от чёрных закорючек рябило в глазах, они путали, смешивали слова…

«Ты негодуешь на тех, кто испортил эти книги? Но их всё же можно прочесть, – молвил Старец. – Светлые буквы всё равно светятся, и только здесь, в Соборе Храма Христа Спасителя, и можно их прочесть, а если вынесешь из Храма наружу, то золотые буквы угаснут от дневного света и останутся одни чёрные».

Я внимательно стал вчитываться, медленно переходил от золотой буквы к золотой, составляя слова, и стал понимать…

Сложна и трудна была книга! Было в ней много светлых и золотых слов, не тронутых чёрными каракулями, но и много слов пропущенных, и много испорченных: начало слова золотом начертано, а конец дописан чёрным; или неразборчивыми каракулями начато какое-то слово, и только последний слог проступает золотом, и его можно разобрать. Но больше всего было слов таких, что, видно, сначала они были начертаны золотом, а потом поверх их кто-то чёрным написал совсем иное… Но это было не страшно, и при очень внимательном чтении всё же можно было прочесть, что говорили золотые буквы под слоем грязных закорючек, ибо золото светилось сквозь черноту.

И всё-таки чёрного письма было больше, нежели золотого. А одна часть книги казалась совсем тёмной, лишь изредка мерцали в ней крупицы золотых букв. И была часть, почти вся начертанная золотом, очень мало в ней тёмных каракулей.

Как я ни старался, но читать мне было трудно и ещё труднее понять смысл. Я обратился за помощью к моему Старцу, а Он указал на одного седого и мудрого, сидевшего за столом. Тот стал читать мне, а другой Старец тихо на ухо пояснял смысл того, что читается. Когда я услышал слова и их значение – я заплакал от того, что не знал его раньше, и о том, что напрасно мучил свою душу и сердце.

Мой Старец сказал мне: «Теперь ты понял, но молчи, пока время не приготовит тебе путь, по которому ты пойдёшь, чтобы говорить другим. Возвратишься в тело своё, и ум твой уразумеет».

Но я слов его не понял. Слёзы застилали мне глаза, я был счастлив, что услышал то, чего никогда и ни от кого не слыхал. Я спрашивал себя, почему радость услышанного так велика и свята? И почему меня заполнило такое блаженство?

И Старец, словно угадав мой вопрос, молвил: «Потому что ты услышал то, что надо слышать и знать, и это можно услышать только внутри сего Храма. Вне его никто этого не знает».

Я спросил, почему так? Он показал на светлую луну в высоте и сказал: «Смотри, как она светит, а Храм и Собор в нём освещаются; а луна, как огонь, горит, всё меняет свой свет, как и буквы…»

Но я не понял тогда, что он мне говорит.

Я рассматривал образы человеческие, которыми расписан Храм. Они были как живые. Я удивлялся их красоте и небывалой силе живописи. И Старец мне сказал, что это образы тех людей, которые сидят в Соборе Храма. Я искал и спрашивал у него: где здесь образ Сына Божия, Христа Спасителя? Старец указал на сидевших за столом и молвил: «Здесь и есть образ Сына и Христа Спасителя». Я смотрел на них и не мог узнать и понять, как может быть образ Христа Сына Божия в живых людях. Мне хотелось увидеть икону, Старец, видя моё недоумение, сказал: «Неужели ты не узнаёшь в них сходства с Иисусом?» Я ответил: «Нет, не узнаю. Они не похожи на Него».

И тогда Старец сказал: «На Христа Сына Божия похожи… У вас там не умеют Его изображать. Все, кого ты видишь, похожи на Него».

Я пытался объяснить Старцу, что я не верил в образа по-церковному, но Он отвечал, что всё равно у нас неправильно понимают Сына Божия, – и те, кто Его изображает, и те, кто верит не иконе, а образу, рождённому собственным воображением. Они поклоняются изображению, но мало кто знает Его…