Елена Блаватская - Ожившая скрипка

Сэмюэль, холодный, напряженный и безжизненный, лежал на своей кровати… При виде трупа того, кто страстно любил его и был для него больше чем отец, Франц испытал страшное чувство потрясения. Однако тщеславие артиста оказалось сильнее отчаяния человека и за несколько секунд сгладило это чувство.

На столе, неподалеку от трупа лежал конверт, на котором значилось его имя. Франц взял его дрожащей рукой и прочитал следующие строки:

Когда ты прочитаешь это письмо, я уже совершу величайшую жертву, на которую может пойти только твой лучший друг и учитель. Я сделал это ради твоей славы. Тот, кто любил тебя больше всех на свете, ныне являет собой бездушный комок глины. От твоего старого учителя не осталось более ничего, кроме комка холодной органической материи. Мне не нужно подсказывать тебе, что следует с этим сделать. И не бойся глупых предубеждений. Это сделано ради твоей будущей славы, и для этого я отдаю свое тело, и с твоей стороны было бы самой черной неблагодарностью не воспользоваться этой жертвой. Когда ты натянешь струны на свою скрипку, эти струны, что являются частью меня, то от прикосновения твоего смычка будешь обладать могуществом проклятого колдуна и всеми волшебными голосами скрипки Паганини. Ты услышишь и мой голос, мои вздохи и стоны, мою приветственную песнь и набожные всхлипывания моих беспредельных и преисполненных печали симпатии и любви к тебе. Главное, никого не бойся, мой милый Франц! Бери инструмент и повсюду следуй за ним – за тем, кто наполнил наши жизни горечью и отчаянием!.. Появляйся во всех концертных залах, где до сих пор царствовал он, будучи непревзойденным и не имея соперника, и храбро бросай перчатку вызова прямо ему в лицо! О, Франц! Стоит тебе только услышать волшебную силу аккордов бескорыстной любви, которые издаст твоя скрипка… Быть может, с последним ласковым прикосновением к ее струнам, ты вспомнишь, что некогда они были частью твоего старого учителя, который сейчас обнимает тебя и благословляет на все времена.

Горячие слезы заискрились в глазах Франца, но они быстро высохли. Его охватило неистовое страстное чувство надежды и гордости, эти два светила, озаряющие будущее артиста-волшебника, и на фоне призрачно-прозрачного лица мертвеца глаза Франца засверкали подобно глазам дьявола.

Наше перо отказывается от описания того, что имело место в этот день, когда закончился полицейский осмотр и допрос. В комнате нашлось еще одно письмо, содержание которого полностью удовлетворило власти. Старый учитель настолько любил Франца, что предусмотрительно оставил и другое признание. Поэтому вердикт был таков: «Самоубийство по неизвестным причинам». После чего коронер и полицейские покинули дом, оставив осиротевшего наследника у смертного одра наедине с останками того, что некогда было живым человеком.

Едва день успел смениться ночью, скрипка была уже очинена от пыли, и на нее были натянуты четыре новых крепких струны. Франц не отваживался даже взглянуть на них. Он попробовал сыграть, но смычок дрожал в его руке, как кинжал, зажатый в пальцах разбойника-новичка. Тогда он решил больше не играть до тех пор, пока не наступит тот необычайный вечер, когда ему выпадет возможность соперничать – нет, превзойти Паганини.

Тем временем знаменитый скрипач покинул Париж и давал серию блистательных концертов в старинном фламандском городке в Бельгии.

Однажды поздним вечером Паганини, окруженный толпою поклонников, сидел в обеденной зале отеля, где он остановился. Внезапно к нему подошел молодой человек и, пристально взирая на него, протянул ему визитную карточку с несколькими словами, написанными карандашом.

Сосредоточив на незваном визитере взгляд, который могли выдержать лишь немногие, великий скрипач получил в ответ такой же холодный и решительный взгляд и с легким поклоном сухо произнес:

– Сэр, все будет так, как вам угодно. Назовите вечер. Я к вашим услугам.

На следующее утро весь город был изумлен появлением огромного количества афиш, наклеенных чуть ли не на каждом доме, на которых было напечатано весьма необычное объявление:

«Вечером *** в Гранд-Театре города *** впервые на публике появится немецкий скрипач Франц Стенио, прибывший в город специально для того, чтобы бросить вызов известному на весь мир Паганини и вызвать его на дуэль… на скрипках. Он намеревается соперничать с великим „виртуозом“ в исполнении самых сложных из его композиций. Знаменитый Паганини принял вызов. Франц Стенио сыграет, соревнуясь с непревзойденным скрипачом, прославленное „Fantaisie Caprice“, сочиненное последним, известное также под названием „Ведьмы“.

Это объявление возымело на публику магическое действие. Паганини, который, между своими величайшими триумфами никогда не упускал своей выгоды, удвоил обычную цену на билеты, но даже несмотря на это, театр не смог вместить толпы желающих, купивших билеты на это памятное выступление.

Наконец, наступило утро того дня, когда был должен состояться концерт. Слово «дуэль» не сходило с уст всех жителей городка. Франц Стенио, который всю ночь проходил по комнате взад-вперед, как пантера в клетке, с наступлением утра рухнул в постель от усталости. Постепенно он провалился в беспокойный сон без сновидений. Когда он проснулся, за окном забрезжил серый зимний рассвет, и, решив, что для подъема еще слишком рано, молодой человек снова уснул. И тогда он увидел яркий, живой сон – настолько живой, как будто все происходящее было наяву. Поэтому он подумал, что увиденное им с ужасающим реализмом – скорее видение, нежели сон.

Он оставил скрипку на столике рядом с постелью. Футляр он как всегда запер на ключ, с которым не расставался никогда. С тех пор, как он натянул на нее эти кошмарные струны, он ни разу не упускал футляр из виду. Согласно своему решению, он не брал в руки инструмент до своего первого выступления, и его смычок еще ни разу не касался струн из человеческих кишок, поэтому с того времени Франц всегда упражнялся на другой скрипке. И вот во сне он увидел себя, разглядывающего запертый футляр. Что-то в нем привлекло его внимание, и он почувствовал, что не в силах отвести от футляра взора. Внезапно он заметил, как верхняя крышка футляра медленно приподнимается, и вдруг он увидел, как из образовавшейся щели на него смотрят очень знакомые зеленоватые фосфорические глаза, причем смотрят на него с несказанной любовью, и чуть ли не умоляюще. Потом до не него донесся тонкий пронзительный голос, и этот голос принадлежал Сэмюэлю Клаусу. Он раздавался прямо в ужах Франца, и молодой человек услышал:

– Франц, мой любимый мальчик… Франц, мне нельзя, я не могу, нет, я не могу отделиться от… них!