Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер

И только когда она оказалась в транзитном зале аэропорта Абу-Даби, перед ней стали вырисовываться туманные перспективы ближайших шагов, смысла и предназначения которых она не могла отчетливо выразить, но поскольку ничего более определенного она не имела, а начавшие вырисовываться желания были хоть и смутны, но легко реализуемы и консервативны, она решила следовать пока им, поэтому уже на следующий день в Куала-Лумпурской штаб-квартире начался легкий переполох – Джейн собрала всех своих помощников и разъяснила план на ближайший год, еще раз уточнив обязанности каждого и посоветовав им пореже обращаться к ней за советами. Конечно, без ее прямого участия дела будут двигаться не так стремительно, как сейчас, но это было не так уж и важно – всё равно рано или поздно это пришлось бы сделать, делегировав свои функции помощникам, да и технологии были уже отработаны, и ни с чем принципиально новым ее команда столкнуться уже не могла.

Закончить с этим не удалось так быстро, как хотелось, и вместо одного дня она просидела в офисе почти неделю. Иногда, среди всех дел и обсуждений, ее мысли обращались к будущему - так мягко, словно хотели лишь заглянуть за занавес, не вспугнув того, что за ним может оказаться, но – безрезультатно. Будущее не представлялось ей никак.

Прошла неделя, но постоянно находилось то одно, то другое, что было еще не оговорено и не распределено, и стало ясно, что это не кончится никогда – дела всегда будут, поэтому, отпустив всех и еще раз перебрав ключевые вопросы, Джейн вышла из кабинета, бросив ключи секретарше, и покинула здание, чтобы не возвращаться в него уже никогда в качестве рабочей лошадки – теперь тут будут трудиться другие, а она сможет присматривать за всем хозяйством издалека.

Теперь впереди была полная, абсолютная неизвестность. Надежда на то, что хоть какие-то планы и идеи появятся, пока она разбирается с делами, не оправдалась, и она была так же дезориентирована, как в ту самую первую минуту, когда двери перед ней остались закрытыми.

Возникло спазматическое желание вызвать к себе побольше мальчиков и девочек-проституток, но… нет, забивать пустоту таким образом не хотелось – ясность в будущем от этого не возникнет, а вот серость – вполне. Трахаться хотелось, но не настолько сильно, чтобы реализовывать это желание. Джейн стала перебирать – с чем она осталась. Желания изучать генетику, физику – остались, вот они тут, прямо сейчас можно «притронуться» к ним. Желание самостоятельно исследовать созерцание разных морд Земли – тоже есть, и даже сильнее. Желание пробиваться к осознанным сновидениям – тоже есть, усиленные смутной надеждой, что таким образом она сможет толкнуться в еще одну «дверь», ведущую к мордам, и кто знает – может та дверь окажется перед ней открытой. Интерес к истории – остался, хотя конечно изучать историю привычным образом было не так интересно, как пользуясь методами «погружений». Развивать свое тело – тоже хотелось. Прямо сейчас хочется пойти в качалку и хотя бы в течение часа хорошенько поработать на тренажерах, полазать на скалодроме, побегать в большой теннис, побоксировать. Особенно сильно хотелось получить опыт концентрированного переживания разных ОзВ, добиться постоянного интенсивного озаренного фона. Интересно было бы попробовать найти симпатичных людей, попробовать самой учить их тому, что она уже знает.

Чем дальше она продвигалась в своей инспекции «тела желаний», тем больше обнаруживала, что с ним всё в полном порядке. Хотелось многого и даже очень, но среди всего этого разнообразия не было системообразующего стержня. Не было того, в отношении чего можно было бы сказать, что в этом сейчас заключен смысл ее жизни. Не было направления главного прорыва, а хотелось именно прорыва, штурма. И тут до Джейн дошло, что задача-то, оказывается, уже почти решена! Именно желание штурма было наиболее насущным и ярким. Осталось только понять – в каком именно направлении она хочет совершить прорыв, куда именно хочет устремить все свои силы, упорство, решимость, все свои навыки, полученные в общении с мордами и без них. Осталось только понять – куда рвануться, и чем больше она думала об этом, тем острее и настойчивее становилась эта потребность. Прорваться. Куда?

Спустя неделю вопрос все еще оставался без ответа. Сингапур, Пном-Пень, Лхаса, Чанг-Май – она просто перелетала с места на место, прогуливаясь вечерами по улицам без дела и залезая наутро в следующий самолет, уносящий ее в Коломбо, Антананариву, Порт-Луи, Абиджан, Касабланку. Она совращала, но редко трахала, начинала читать и бросала, поддерживала приятное чувство легкого голода и ни во что глубоко не влезала, чтобы не быть затянутой мелкими делами, пока не решено главное, пока не выявлен главный вектор. Несмотря на такую, казалось бы, вопиющую неприкаянность, ее жизнь нельзя было назвать вялой – уж во всяком случае она могла делать и делала консервативные практики, которые делали жизнь более чистой, более готовой к восприятию своего содержания. Устроила небольшую облаву на всплески НЭ, которые, как оказалось, возникают немного чаще, чем она себе это представляла, но все же не настолько часто, чтобы быть серьезной проблемой – достаточно было просто повышенной внимательности и периодических эмоциональных полировок, чтобы добиться постоянного и интенсивного озаренного фона на 4-5. Несколько раз в день – озверядка.

На фоне той глубины внутренней жизни, что теперь сопутствовала ей независимо от наличия или отсутствия дел, самое простое впечатление становилось объемным, от которого словно исходила рябь слабых, но приятных переживаний, в которые естественно вплетались нечастые усилия по порождению твердости, мраморности и шершавости. Джейн помнила про то, что Томас советовал ей созерцать еще и реку, но не хотела активно приступать к решению этой задачи, пока желание не станет циклоном. Тем не менее она слетала в Ришикеш и посидела пару вечеров, просто пялясь на Гангу в ее верхнем течении без каких либо серьезных попыток созерцания. Ганга переливалась бесчисленными блестками и обдувала ее теплым ветром. В полночь ей пришло в голову смотаться в Кедарнатх, и, предложив вызванному таксисту двойную цену, уже спустя полчаса она ехала по темной трассе.

Затем ее унесло в Европу, но вид бесчисленных минаретов и женщин в чадре как-то не радовал глаз, и она улетела в Банфф, где провела целый месяц среди чистейших горных озер, заснеженных вершин и древнего леса. Такой смешанный лес ей нравился больше всего, возникало особое умиротворение, радостная отрешенность – как будто попала в другой мир, живущий так же, как миллион лет назад, и не было ему никакого дела до прямоходящих обезьян, которые как пришли на краткий миг, так и уйдут. Городок сам по себе тоже был приятен – никто ее не доебывал, и даже в отеле служащие добросовестно не донимали ее всякими “How are you” и “Did you sleep good”.