Лобсанг Рампа - Пещеры древних. (THE CAVE OF THE ANCIENTS)

— На Западе существуют две основные религии и множество их ответвлений. Иудейская вера стара и терпима. Евреи вряд ли доставят тебе много хлопот. Их преследовали столетиями, и поэтому они сочувствуют и понимают других. Христиане не так терпимы. Я не собираюсь рассказывать о личных верованиях, — ты сможешь прочитать об этом. Я поведаю тебе о том, как религии зарождались.

— На заре жизни на Земле, — начал Лама, — люди жили мелкими племенами. Не было никаких законов или норм поведения. Сила была единственным законом: сильное и жестокое племя шло войной на слабое. По прошествии времени появился человек сильнее и мудрее других. Он понимал, что организованное племя станет непобедимым. Он основал религию и кодекс поведения. Плодитесь и размножайтесь! — сказал он, зная, что чем больше детей будет рождено, тем сильнее станет племя. Чти отца своего и мать свою, — велел он, понимая, что дав родителям власть над детьми, сам обретет влияние на родителей. Свобода же от сыновнего долга ослабит дисциплину. Не прелюбодействуй! — прогремел пророк того времени. На самом деле он хотел лишь предостеречь от связей с другими племенами. Ибо в этом случае верность пришлось бы делить.

Прошло время, и священники поняли, что всегда найдется некто, не желающий подчиняться законам. После долгих раздумий и обсуждений они выработали схему поощрений и наказаний. Небеса, Рай, Валгалла — назови их как хочешь — для тех, кто послушен жрецам. Адский огонь, проклятие с вечными муками — для тех, кто их не приемлет.

— Так Вы против религий Запада, мой учитель? — спросил я.

— Нет, конечно, нет, — ответил он. — Многие чувствуют себя потерянными до тех пор, пока не ощутят или не представят себе, что всевидящий Отец наблюдает за ними с высоты. А дежурный Ангел записывает их добрые дела так же, как и дурные. Мы сами — Боги для маленьких созданий, населяющих наше тело, и даже более мелких, живущих в их молекулах! Что до молитв, Лобсанг, то часто ли ты обращаешь внимание на молитвы мелких созданий, составляющих молекулы твоего тела?

— Но Вы сами говорили, что молитвы имеют действие! — возразил я с некоторым удивлением.

— Да, Лобсанг, и даже очень сильное, но только в одном случае: если мы молимся нашему Высшему Я, нашей Подлинной Сущности, живущей в другом мире и дергающей за ниточки, к которым мы привязаны. Молитва очень эффективна, когда мы подчиняемся простым и естественным правилам, делающим ее таковой.

Он, улыбнувшись, продолжал:

— Человек — всего лишь песчинка в этом беспокойном мире. Чтобы чувствовать себя уютно, ему необходимо что-то наподобие материнской утробы. Для людей на Западе, не постигших искусства умирать, последней мыслью, последним криком является слово «мама»! Тот, кто не уверен в себе, пытаясь создать иллюзию спокойствия, посасывает сигару или сигарету. Точно так же, как младенец сосет свой палец! Даже тамошние психологи связывают курение с возвращением к детским привычкам, ко временам, когда мать давала пищу и уверенность. Религия — это только соска. Настоящий покой дает знание правды о жизни и смерти. На Земле мы подобны воде. Проходя через «смерть», мы — как пар. Рождаясь снова, мы опять становимся водой (конденсируемся).

— Учитель! — воскликнул я. — Вы считаете, что детям не следует почитать родителей?

— Боже Милосердный, конечно же, дети должны уважать их, точно так же, как родителям следует заслужить это уважение. Однако авторитарным родителям нельзя позволять воспитывать ребенка. Ребенок, повзрослев, станет почтительно относиться к жене или мужу. Родители не должны тиранить своего взрослого отпрыска. Позволить им поступать так — значит навредить и им, и себе, этот долг им придется вернуть в следующей жизни.

Я вспомнил своих родителей. Грубый и жестокий отец, который никогда не был для меня настоящим отцом. Мать, единственной заботой которой была общественная жизнь. Затем я подумал о ламе Мингьяре Дондупе, который стал мне больше чем мать и отец, единственный, кто постоянно дарил мне доброту и любовь.

Вбежал монах-посланник и застыл в глубоком поклоне.

— Достопочтенный Владыка Мингьяр! — произнес он учтиво. — Мне приказано передать Вам почтение и приветствие от Высочайшего, Он просит Вас оказать любезность и отправиться к Нему. Позвольте проводить Вас, учитель.

Наставник встал и последовал за посланником.

Я вышел из комнаты и взобрался на крышу. Немного выше неясно вырисовывался в темноте монастырь медиков. Молитвенный флаг слабо развевался на мачте. В ближнем окне я увидел старого монаха. Он вертел молитвенное колесо, и громкий скрип прорезал тишину ночи. Звезды растянулись над головой в бесконечной процессии. Неужели и мы для кого-то выглядим так же?

Был сезон Логсара, тибетского Нового года. Мы, чела, — и траппы тоже — были заняты лепкой масляных фигур. В прошлом году мы не побеспокоились о том, чтобы вовремя заняться этим и потом нам было немного не по себе, хотя в других монастырях думали (да уж!), что нам, чакпорцам, нет дела до столь детских развлечений. Поэтому по совету самого Высочайшего нам следовало лепить фигуры и участвовать в состязании. В сравнении с другими монастырями наши усилия выглядели достаточно скромно. На деревянном остове, размером двадцать на тридцать футов, мы лепили из подкрашенного масла различные сцены из Священных Книг. Все фигуры были трехмерными, и мы надеялись, что в мерцающем свете ламп они создадут иллюзию живых.

Каждый год эту выставку смотрели старшие ламы и даже сам Высочайший. Создатели победившего экспоната удостаивались их похвалы. По окончании сезона Логсара фигуры плавили и пользовались полученным маслом целый год. Работая, — а у меня были способности к моделированию, — я думал о том, чему научился за последние несколько месяцев. Некоторые вопросы, связанные с религией, по-прежнему ставили меня в тупик. Я решил спросить о них у ламы Мингьяра Дондупа при первой же возможности. Ну а сейчас важнейшим делом была масляная фигура. Я наскреб масла телесного цвета, затем осторожно взобрался по лесам. Теперь я мог вылепить ухо, достойное Будды. Справа от меня два юных чела затеяли масляное побоище: они набирали в пригоршню масло, скатывали его между ладонями и метали получившийся грозный снаряд во врага. Веселье было в самом разгаре! Но, к несчастью, из-за каменной колонны появился проктор, желавший узнать причину шума. Не сказав ни слова, он схватил одного из чела правой рукой, другого — левой и с размаху окунул их в чан с растопленным маслом.

Я продолжал работу. Из масла, смешанного с копотью, получились вполне приличные брови. В фигуре уже проявлялась видимость жизни. В конце концов, это — мир иллюзий, — подумал я, спустился вниз и отошел, чтобы получше оценить результат. Мастер искусств улыбнулся мне: я был, наверное, его любимым учеником. Мне нравилось рисовать и конструировать, и я на самом деле старался учиться у него.