Николай Ходаковский - Коронованный на кресте

Киринеянин, приняв ношу Иисуса, сумел затеряться в толпе шествующих. Сама подмена осужденного произошла на месте казни, в суете воздвигаемых крестов и общей неразберихе. Воспользовавшись суматохой, Киринеянин в нужный момент исчез, заняв, по сути дела, место Симона.

Симон (Зилот) Маг обрел свободу и мог теперь осуществлять режиссуру дальнейших действий. Мы знаем, что во время казни Иисусу поднесли немного уксуса, вкусив который он «предал дух» (Ин. 19:30). Центурион проткнул копьем ребра Иисуса, и истекла из него «кровь и вода». Это послужило для окружающих свидетельством его смерти. На самом деле венозное кровотечение является признаком того, что организм жив, а не мертв.

В Евангелиях не указывается, кто дал распятому Иисусу уксус, но Иоанн (19:20) упоминает о том, что сосуд на месте казни уже стоял заранее. У Матфея (27:34) говорится, что этим зельем был «уксус, смешанный с желчью», то есть скисшим вином, смешанным со змеиным ядом. Иисус принял яд не из чаши, а в выверенной дозе, когда его губы обтерли тростниковой губкой. Человеком, который дал Иисусу снадобье, был, как считает Лоренс Гарднер, Симон Зилот — тот, кто сам должен был находиться на одном из крестов.

Между тем брат Иисуса (Иосиф из Аримафеи) вел переговоры с Понтием Пилатом о снятии тела брата с креста и о помещении его до наступления субботы в фамильный склеп. Пилат дал согласие. Иосиф из Аримафеи перенес тело Христа в склеп и сразу же принялся за его излечение.

С крестов были сняты еще живые Иуда и Киринеянин с перебитыми ногами. Киринеянину дали лекарство, а Иуда Искариот был сброшен с обрыва. Но, как считает Лоренс Гарднер, Иуда только инсценировал собственную гибель, поскольку его смерть описывается в Деяниях святых апостолов (1:16, 18).

Любопытную версию о двух Спасителях выдвигает В. Мишаков. Имеются многочисленные факты того, что в первой трети I века н. э. в Палестине жили два Иисуса, претендовавших на звание Мессии и удостоившихся того, чтобы их «жизнеописания» легли в основу Евангелий, пишет он в одном из сайтов в Интернете.

Мы не будем полностью пересказывать его статью «Два Христа», а изложим ее суть.

Один из Спасителей — Иисус, сын Иосифа, внук Иакова (Мф. 1:16) — родился в 6 году до н. э. «во дни царя Ирода» (Мф. 2:1) и происходил из царского рода, восходящего к царю Соломону, сыну царя Давида (Мф. 1:6).

Второй Иисус — сын Иосифа, внук Илии (Лк. 3:23) — увидел свет 12 лет спустя во время переписи, проводившейся в 6 году н. э. по повелению императора Августа (Лк. 2:1, 2), и принадлежал к боковой ветви царского же рода, восходящей к Нафану, старшему брату царя Соломона (Лк. 3:31).

Старший Иисус стал вождем мятежников, выступавших против римского владычества. Итак, получается, что Иисус-бунтовщик, один из поджигателей первой Иудейской войны, стоившей евреям миллиона погибших и 1,5 миллиона беженцев, был много меньшим злом для народа (да и для всего мира), чем его тезка — Иисус-проповедник.

Для богословов и просто читателей Библии издавна привычное дело — комбинировать одну с другой рождественские истории Матфея и Луки. Итак, выходит, что при этом если временами еще и замечают весьма серьезные различия, касающиеся стиля и духа повествования, то уже сплошь и рядом закрывают глаза на совершенно несовместимые противоречия между этими двумя сообщениями о рождении и детстве.

Рассказ Матфея исполнен в высшей степени драматического напряжения и трагизма. Трем подлинным царям противостоит здесь четвертый — фальшивый — царь Ирод, который, Узнав от трех волхвов о рождении ребенка, затевает жестокие, поистине сатанинские дела. С одной стороны, — дары, принесенные тремя царями, с другой — младенцы, ставшие жертвой бесчеловечности четвертого, нечестивого царя. Плач и рыдание матерей огласили окрестности Вифлеема. История Рождества у Луки, напротив, дышит поистине неземным спокойствием. Лука ни слова не говорит об избиении младенцев; более того, во всем, о чем он повествует, равно как и в тоне его повествования, не слышно даже отдаленного отголоска грозного события.

История Рождества у Матфея с самого начала омрачена этой грозной тенью. Сразу же после поклонения волхвов родители с младенцем бегут в Египет, откуда возвращаются на родину только после смерти Ирода. В Евангелии от Луки, напротив, предстает светлая, безоблачная картина первых дней Иисуса, равно как и ранних лет его жизни. Об Ироде и его злодействе тут не напоминает ничто. Когда рождается младенец и пастухи приходят поклониться лежащему в яслях, родители новорожденного в неомраченной радости спокойно пережидают время: на восьмой день, когда младенца надлежало обрезать, ему дают имя Иисус, а по прошествии сорока дней очищения приносят в храм. Далее Лука сообщает, как если бы никакой грозы не было и в помине: «И когда они совершили все по закону Господню, возвратились в Галилею, в город свой Назарет» (Лк. 2:39). И затем нам рассказывают уже о безмятежном детстве ребенка в атмосфере мира, царящего на холмах Галилеи.

Как все это понимать? Если избиение вифлеемских младенцев, о котором сообщает Матфей, действительно имело место, то почему тогда Лука рассказывает о безмятежном пребывании родителей с младенцем в Вифлееме, Иерусалиме и Назарете, как если бы никакой опасности со стороны Ирода вовсе не было?

О бегстве в Египет тут не только не упоминается, но для него, кажется, нет и повода и, что самое загадочное, нет даже места внутри повествования.

Невольно возникает ощущение, что события этих двух евангельских историй, коль скоро в обоих случаях местом рождения называется Вифлеем, происходят в разное время.

К загадке временной несовместимости обеих рождественских историй присоединяется и серьезное расхождение в топографии. Евангелист Лука называет местом жительства супружеской пары Назарет.

Оттуда Мария, узнав, что станет матерью, отправляется на юг, в Иудею, к своей родственнице Елисавете.

Из того же Назарета Иосиф и Мария, уже к концу срока ее беременности, идут в Вифлеем на перепись населения. И наконец, когда младенец родился в Вифлееме и был принесен в Иерусалимский храм, родители снова возвращаются с ним в родную Галилею, в «свой город» Назарет.

В Евангелии от Матфея, напротив, о Назарете как изначальном местожительстве Марии и Иосифа и речи нет. Нам остается предположить, что они проживали в Вифлееме, где у них родился потом младенец. По возвращении из Египта, куда они бежали от преследований Ирода, родители с младенцем поначалу намереваются поселиться не где-нибудь, а в Иудее, то есть, надо полагать, в Вифлееме. Но Иосиф медлит с возвращением туда, где он прежде жил, пока не получает во сне повеление идти в Галилею: «Услышав же, что Архелай царствует в Иудее вместо Ирода, отца своего, убоялся туда идти; но, получив во сне откровение, пошел в пределы Галилейские и, пришед, поселился в городе, называемом Назарет» (Мф. 2:22). Так впервые называется Назарет. И речь о нем идет вовсе не как о городе, который прежде был местом жительства Иосифа.