Андрей Васильченко - Тибетская экспедиция СС. Правда о тайном немецком проекте

Итак, вскоре нож хау выхвачен, нарублены и расщеплены длинные стволы бамбука. Они растрепаны на волокна, из которых сплетены веревки, которые привязываются к корням деревьев и сбрасываются по отвесной стене. Чтобы проверить прочность данной конструкций, лепчас и Тимо дважды поднимаются и спускаются по ним. Только так мы можем помочь нашим носильщикам, которые и так являют чудеса трудолюбия и выносливости.

Волнительный момент. Некоторые носильщики противятся, чтобы им помогали. Они сами плетут веревки и поднимают на них наш груз. Это представление продолжается почти целый час, пока все носильщики и Геер не прибывают благополучно в высокогорные джунгли. Наш авантюрный поход в горы продолжается.

Если вчера нам приходилось продираться через чащи лесов с тропической крапивой и беспорядочно переплетенными лианами, то теперь мы оказываемся в субтропических джунглях, где преобладает бамбук. Их лучше всего сравнивать с титаническим пшеничным полем. Теперь нам предстоит прорываться через лес тысячи кинжалов. Длится это шесть или семь часов. Всюду, куда ни кинь взгляд, бамбук. Он даже на земле. Под листвой гниют твердые обломки бамбуковых ветвей, которые постоянно втыкаются в подошвы босых ног наших носильщиков.

Но действительно опасными являются лишь пересечения покрытых толстым слоем водорослей канав, по которым можно соскользнуть на сотни метров вниз. Кругом болотистая местность. Стебель бамбука, за который, пошатнувшись, я хочу ухватиться, вырывается из земли вместе с корнями. Меня охватывает паника, я теряю равновесие. Сейчас для меня все закончится трагически. Но тут подскакивает храбрый охотник-лепчас, который хватает меня за руку, дергает меня и придает мне устойчивую позицию. Не случись этого, я бы скатился по самой длинной горке. Катание, скорее всего, было бы последним в моей жизни.

Солнце слепит нам глаза, и мы почти ничего не замечаем. Попадая в полумрак, мы тоже ничего не видим. Я вижу только бесконечные полосы. Мы почти весь путь молчим. Мы слышим только стук ножей хау, рубящих бамбук, да гнилую воду, хлюпающую у нас под ногами. Лепчас, идущий передо мной, с фанатичным остервенением сносит стебли бамбука, расчищая путь нашей группе. Каково же мое удивление, когда я замечаю острый сруб уже почерневшего от времени бамбукового побега. Это значит, что здесь до нас были люди. Кто знает, может быть, много лет назад наш охотник сам поднимался в эти края, чтобы выследить шапи и убить его ради мускуса? Старый лис многозначительно молчит и лишь расплывается в хитрой улыбке, когда я говорю, что много лет назад срубленный бамбук — это его рук дело.

Многое мне-не понятно. Мне неясно, чем я должен восторгаться больше: невероятным чутьем этих недоверчивых людей, являющихся почти хищными животными, или упорством и выдержкой, едва ли понятными европейцу, с которыми наши носильщики продолжают свой трудный путь. Каждый раз, когда мы опускаемся, чтобы перевести дыхание и немножко потянуться, наш отдых длится не более 5—10 минут, до тех пор, пока нас не догоняет первый носильщик. Они всегда идут вслед за нами, улыбаются. А когда они опускают свою ношу и мы угощаем их несколькими сигарами, то они вне себя от счастья. Все сигареты тут же скуриваются без остатка. Не сетуя и не ворча, они приседают на корточки, как стая больших обезьян. Они чистят свои раны, которые нанесли им кинжалы сломанных бамбуков, и так же покорно продолжают свой путь.

Геер и я не перестаем поражаться лепчасами. У нас не укладывается в голове, что эти люди добровольно пришли к нам на службу, что они последовательно исполняют все наши приказы со страдальческими отрешенными лицами. При этом они выносливы, как кошки. Даже наш повар, сам из лепчасов, и непалец Мандхой хором утверждают, что никогда с подобным не сталкивались. При этом, несмотря на то что оба не несут никакой поклажи, они еле держатся на ногах.

Под вечер мы достигаем новой климатической зоны, и растительность меняется. Заросли бамбука, которые до этого момента простирались насколько хватало глаз, становятся редкими. Все чаще попадаются рододендроны, чья высота составляет 8—10 метров, а листья по своему размеру достигают 40 сантиметров в длину и 15 сантиметров в ширину. [108] В целом в Сиккиме можно найти до 30 видов рододендронов, которые растут на высоте от 1000 до 5000 метров. Они приедают окружающей местности зловещий и унылый вид. Их полуметровые в обхвате стволы извиты и изломаны настолько причудливо, что не можешь избавиться от мысли, что ты попал в сказочный лес. Все напоминает о заколдованных чащах из наших детских историй, где тайком под корнями вели свое незаметное существование забавные кобольды и хитрые гномы.

Как только солнце стало садиться и коснулось крон деревьев, посреди нашего пути выросла огромная скала. В ней виднелась пещера. Наломанные и засохшие ветви у входа в пещеру говорят мне, то здесь когда-то ночевали охотники-лепчасы.

Именно здесь мы хотим разбить свой лагерь. Поэтому мы просто оставляем всю лишнюю одежду и предметы и, соблюдая все меры предосторожности, пробираемся вперед по крутому склону, чтобы забраться там на деревья и оглядеться. Там, на другой стороне ущелья, мы видим открытое пространство. Высоко над густой листвой сверкает белый снег. Самое удивительное состоит в том, что мы почти с высоты птичьего полета взираем на наш старый лагерь. К этому моменту мы поднялись на высоту около 3000 метров. Завтра нам предстоит подняться еще на 1000–1300 метров, чтобы достичь границы, на которой заканчиваются леса.

Чтобы быть более уверенным в завтрашних планах, я забираюсь на дерево еще выше. В самом деле, я вижу, как заканчиваются джунгли и моему взгляду предстают неслыханно дикие края. Слева внизу видно продолжение вчерашней теснины, которая возвышается как минимум на 2000 метров. Вся эта природная конструкция увенчана почти идеальной пирамидой. Вот она, священная гора лепчасов — Пиму Канчен!

Правая сторона долины представляет собой единый, голый каменный оползень, груду обломков скал, которая почти на тысячу метров поднимается ввысь по склону. Даже сейчас до меня доносятся звуки камнепадов и гром падающих глыб.

Через расколотую гору были видны горные дворцы, где, как я надеялся, на осеннее стойбище остановятся шапи. Так как там лежало еще не очень много снега, то можно было предположить, что эти животные не ушли в удаленные уголки джунглей. Буквально незадолго до этого мы нашли на одной квадратной глыбе большое количество старых экскрементов животных, что еще раз подтверждало мою версию. В сумерках уходящего дня я разрабатываю вплоть до мельчайших деталей план действий на завтра.

Это рискованный план, но он дает гарантию того, что мы сможем в кратчайшие сроки обнаружить места обитания разыскиваемого нами животного. Но здесь, наверху мы, вряд ли сможем находиться более четырнадцати дней, так как мы не предусмотрели трудностей, которые могут возникнуть с продовольствием.