Чарльз Форт - Магия повседневности. Дикие таланты

«Двадцать второе октября 1924 года — вчера я был в гостиной, время от времени размышляя о картинах, которые упали со стен. Сегодня вечером у меня устали глаза. Я был не в состоянии читать. Сидел на кухне, тупо разглядывая стену и покручивая в руках обрывок веревки, чтобы хоть как-то убить время. Я смотрел прямо на картину, висевшую над той частью бюро, где хранились заметки, но никак ее не воспринимал. Она упала. Она ударилась о ящики с заметками и рухнула на пол. Угловая часть рамы сломалась, стекло разбилось».

Было еще одно обстоятельство. Я об этом ничего не помню. Записи такие короткие, словно тогда на меня не произвело впечатление то, что теперь кажется одной из наиболее странных деталей. То есть, записано так, словно обозначив то, что именно я исследовал, я хотел сказать, что на самом деле исследовал это самым тщательным образом.

«Веревка была разорвана в нескольких дюймах от одного из тех мест, где она крепилась к задней стороне картины. Но там должна остаться обвязка — свисающий кусок веревки длиной в несколько дюймов. Она отсутствует. Я не могу ее найти».

«Ночь с 28 на 29 сентября 1925 года — картина упала в комнате миссис М.»

Заметьте, через какой промежуток времени это произошло.

Мне жаль, что запись, датированная 3 ноября, отсутствует. Насколько я помню и на основании косвенных данных, в записях о событиях 4 ноября было лишь мое замечание о том, что вот уже более года ни одна картина не падала.

«Четвертое ноября 1926 года — это стоит записать. Вчера ночью я сделал запись о картинах, потому что за день до этого, вечером, обсуждая телепатические опыты с Фанни и другими, я упомянул о том, что в нашем доме падают картины. Сегодня вечером, когда я пришел домой, А сообщила мне о раздавшемся громком звуке и том, как она ему обрадовалась, поскольку он прервал долгий и утомительный пересказ Е сюжета одной кинокартины. Позднее А воскликнула: «Вот то, что произвело этот шум!» Она включила свет в гостиной и обнаружила на полу большую картину. В разговоре с А я не упомянул о том, что за день до этого я размышлял о падающих картинах. Я сделал эту запись после того, как она пошла спать. Я посмотрел на картину — веревка порвалась, причем так, словно в месте разрыва перетерлась. Я уже связывал эту веревку. Разрыв оказался под узлом. Пятое ноября — я недостаточно сильно подчеркнул, в каком душевном состоянии находилась А в момент падения картины. Долгий пересказ фильма настолько ей надоел, что она едва не лишилась терпения и, вероятно, всем сердцем надеялась на то, что каким-то образом он будет прерван». Допускаю, что я не думал и не подозревал, что на сей раз именно я оказался чародеем.

В октябре 1929 года мы жили в Нью-Йорке, точнее говоря, в Бронксе. В своем собственном жилье я не держу картин, которые висят на стенах. Я не могу достать те картины, которые хотел бы иметь, поэтому у меня нет никаких картин. Я не могу найти время, чтобы написать собственные картины, но если бы я это когда-нибудь сделал, то уж повесил бы на стену то, что мне надо.

«Пятнадцатое октября 1929 года — я просматривал эти записи и, чтобы их обсудить, позвал А, которая была на кухне. Отмечу, что в тот момент А ничего на кухне не делала. Она тотчас вошла, пояснив, что вышла на кухню посмотреть, как там птицы. Беседуя об этих картинах, мы услышали громкий звук Бросились на кухню и обнаружили на полу сковороду, выпавшую из шкафчика с кухонной посудой».

«Восемнадцатое октября 1930 года — я проделал эксперимент. Я вслух читал эти записи А, чтобы посмотреть, повторится ли то, что случилось 15 октября 1929 года. Ничто не упало».

«Девятнадцатое ноября 1931 года — снова попробовал прочитать вслух. Ничто не сдвинулось с места. Что ж, если сам я не чародей, тогда и никому другому не позволю втолковывать мне, что он чародей».

Я посмотрел на картину, и она упала со стены.

Мне в голову приходит дьявольская мысль о Полезности.

Если бы я только мог додуматься до того, чтобы объявить себя врагом человечества, я бы превратился в альтруиста и посвятил бы свою жизнь тому, чтобы быть полезным и приносить выгоду своим собратьям.

Все, что имеет отношение к рабству, древнему и современному, представляет собой феномен Полезности. Тюрьмы переполнены нетрадиционными толкователями Полезности. Если бы мы не руководствовались стремлением извлечь пользу, нам не понадобились бы адвокаты. Откажитесь от идеи усовершенствования, и вы избавитесь от политиков.

Обращайтесь с другими так, как вы хотели бы, чтобы другие обращались с вами, и, может быть, тогда вы примете во внимание все их обстоятельства, как принимаете во внимание свои собственные. Добрый самаритянин перевязывает раны ядовитым плющом. Если я дам кому-нибудь монету я, передав орла и решку, передам добро и зло. Тот, кто открыл полезное применение угля, стал благодетелем всего человечества и в значительной степени способствовал тому, что были сделаны другие, весьма отвратительные открытия. Автомобили и их, судя по всему, обязательное обслуживание, — автомобили и преступность, и миллион случаев проявления неудовлетворенности. Есть люди, которые считают, что они ясно видят преимущества пользования телефоном, — но как быть с телефонными звонками?

Если, взглянув на картину, ее можно сбросить со стены, почему с помощью более пристального взгляда нельзя обрушить дом?

Но если каким-то таинственным, сверхъестественным, психофизическим образом дом можно обрушить, тогда почему нельзя его воздвигнуть с помощью сосредоточения мысли на тех материалах, из которых строят дома?

Представления о грядущей Эпохе колдовства — чудеса невидимой кирпичной кладки и кладки без участия каменщиков — искусное извлечение пользы и преимуществ, а вся предыдущая история, как до, так и после Рождества Христова, будет объединена в один долгий период варварства, который назовут «до Эпохи колдовства»…

Фабрики, офисы, рабочие — и все остальное, что теперь задействовано в наших примитивных способах строительства домов… Безработица, голод и благотворительность — политические волнения — шумные протесты против машин, изгоняющих людей с работы. Не существует иного понимания мессии, изобретателя, первооткрывателя и вообще любого, кто работает над улучшением жизни, за исключением признания его в той или иной степени одержимым.

И все же один аспект всей этой премудрости внушает мне недоверие. Единственная причина того, что это не традиционная механистическая философия — то, что традиционалист представляет собой более подавленную личность. Но если на каждое действие есть противодействие, которое равносильно и противоположно, то на каждое преимущество или улучшение есть равносильный недостаток или ухудшение. Эта точка зрения (кроме тех случаев, когда она выражена количественно), как мне кажется, находится в полном согласии с моими представлениями о преимуществах, пользе и улучшениях: но когда эта точка зрения находит количественное выражение, она не имеет для меня никакого значения, потому что я не могу допустить, что любое действие-противодействие когда-то расчленили на две отдельные, изолированные друг от друга части, чтобы определить, чему каждая из них равна.