Джон Данн - Эксперимент со временем

Однако его предположение было бы нелепым, ибо он, конечно же, так ничего и не узнал о существовании одного очень примечательного (и, возможно, самого загадочного и, несомненно, самого навязчивого) свойства «красного» цвета — его красноте.

Да-да, именно красноте. Мы не станет гадать, является ли краснота вещью, качеством, иллюзией или чем-либо еще. Но мы не можем не признать двух фактов: во-первых, вы и все зрячие люди ясно осознают это свойство «красного» цвета; во-вторых, у вашего посетителя до сих пор и мысли нет о том, что вам или другим людям дано в опыте нечто подобное или что нечто подобное вообще может существовать и познаваться опытным путем. И если теперь вы вознамеритесь довести до конца добровольно возложенную на себя миссию и поднять уровень его знания о «видении» до своего уровня, вам предстоит сделать еще один шаг.

Тогда вы мысленным взором окидываете перечень физических терминов и — достаточно беглого просмотра, чтобы убедиться: любой из имеющихся терминов совершенно не пригоден для описания «красноты» вашему слепому гостю.

Вы можете рассказать ему частицах (глобулах — центрах инерции) и описать рожденный вашей фантазией замысловатый танец, в котором они вибрируют, кружатся, вертятся, сталкиваются и отскакивают друг от друга. Однако ввести понятие «красноты» с помощью всего этого вам не удастся. Вы можете толковать о волнах — больших и малых, длинных и коротких; но представления о «красноте» так и не возникнет. Вы можете обратиться к физике прошлого и пуститься в рассуждения о магнитной, электрической, гравитационной силах (притяжения и отталкивания) или ринуться вперед, в современную физику, и завести речь о неевклидовом пространстве и координатах Гаусса. И можно продолжать ораторствовать в том же духе вплоть до полного изнеможения, а слепой господин будет только кивать и понимающе улыбаться. Ясно одно: после всего сказанного вами он не больше, чем прежде, подозревает о том, что же именно вы, по выражению Уорда, «непосредственно испытываете, глядя на полевой мак».

В данном случае описание в физических терминах не способно передать ту информацию, которая черпается из опыта.

Итак, может быть, краснота и не вещь, но она, определенно, факт. Посмотрите вокруг. Это один из самых очевидных фактов, существующих в природе. Он бросает вам вызов повсюду, неотступно требуя истолкования. Но язык. физики в основе своей не приспособлен для его объяснения.

Понятно, что, окрестив красноту «иллюзией», физик ничего не добьется. Ибо как стала бы физика объяснять привнесение элемента красноты в эту иллюзию? Изображаемая физиком вселенная бесцветна, как бесцветны и все происходящие в ней мозговые явления, включая «иллюзии». Но именно вторжение цвета — неважно, назовете вы его «иллюзией» или как-либо еще — в эту картину нуждается в объяснении.

Как только вы четко осознаете, что краснота есть нечто, выходящее за пределы простой совокупности позиций, движений, напряжений или за рамки математической формулы, вам не составит труда понять, что цвет — не единственный факт такого рода. Будь ваш гипотетический посетитель не слепым, а, скажем, глухим, то сколько бы книг по физике вы ни предлагали ему прочесть, вам не удастся дать ему ни малейшего намека на природу услышанного звука. Слышимый звук — факт. (Положите книгу и прислушайтесь.) Но в мире, описываемом физикой, мы не встретим такого факта. Физика может показать нам лишь изменения в позиционном расположении мозговых частиц или изменение давления на них. Но ни одна таблица величин и направлений этих изменений не укажет вам на существование где-либо во вселенной явления, которое вы непосредственно переживаете в момент, когда звонит колокол. Действительно, подобно тому, как физика не может рассматривать вопрос о наличии в «красном» элемента «красноты», она изначально не способна объяснить и проникновение колокольного звона во вселенную, графически изображаемую в виде совокупности конфигураций, натяжений, давлений.

Но раз на графике нет ни цвета, ни звука, то какая польза от поиска в нем таких явлений, как вкус и запах? Самое большее, на что мы можем рассчитывать, — это обнаружить движения мозговых частиц, сопутствующие соответствующему переживанию, или когда-нибудь сформулировать уравнения передачи какого-то дотоле неизвестного потока энергии. И вы, и ваш предполагаемый гость можете обладать полным знанием об этих мозговых пертурбациях и досконально изучить энергетические уравнения, еще ждущие своей формулировки. Но если вы на самом деле способны ощущать вкус и запах, а он — нет, то ваше знание о каждом из этих явлений, бесспорно, будет содержать в себе нечто для него неведомое и, уж конечно, совершенно невообразимое.

Итак, называя какое-либо событие «физическим», мы подразумеваем, что оно в принципе может быть описано в физических терминах (в противном случае описание было бы абсолютно бессмысленным). Поэтому справедливо утверждать, что, удалив из любого события, которое затрагивает наши чувствительные нервы, все известные или мыслимые физические компоненты, мы обнаружим некий, безусловно, нефизический осадок.

Эти остатки — самое очевидное во вселенной, причем настолько очевидное, что будоражимые и подстрекаемые хитроумной игрой нашего воображения — то помещающего их на наружную поверхность нервных окончаний, то переносящего их за пределы этих окончаний, в окружающее пространство, — они создают видимость огромного внешнего мира яркого света и буйных красок, острых запахов и звучащих наперебой громких звуков. Все вместе они сливаются в изумительнейший вихрь из четко различимых явлений. Именно его и надо рассмотреть после того, как физика скажет свое слово.

ФИЗИКА. — В вышеизложенном нет ничего удивительного. Конечная задача физики — отыскать, выделить и описать такие элементы природы, которым можно было бы приписать существование, независимое от существования какого бы то ни было непосредственного наблюдателя. Следовательно, физика — наука, специально предназначенная для изучения не вселенной вообще, а того, что предположительно остается в ней, если изъять из нее все проявления чисто сенсорного характера. С самого начала она не выказывает никакого интереса к цвету, звуку и тому подобным непосредственно воспринимаемым явлениям, которые зависят от присутствия непосредственного наблюдателя и не существуют в его отсутствие; и ограничивается языком и набором понятий, пригодных только для описания фактов, относящихся к ее собственной четко очерченной области.

ПСИХОЛОГИЯ И ПСИХИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ. — Исследуя научным путем положение, в котором мы оказались, мы, разумеется, не можем пренебречь изучением группы явлений столь многочисленных и очевидных, что поначалу кажется, будто они-то и образуют весь известный нам мир. Постепенно зарождается отдельная дисциплина, пытающаяся объяснить эти и добрую долю других отброшенных физикой явлений. Эта наука была названа психологией, а факты, с которыми ей приходится иметь дело и которые существуют только в присутствии непосредственного наблюдателя, — ментальными или, говоря более привычным языком, психическими.