Владимир Шмаков - ЗАКОН СИНАРХИИ

Когда сознание усваивает это с полной очевидностью, оно начинает широко и сознательно пользоваться этим методом. В каждом частном случае оно последовательно выявляет обе точки зрения, ноуменальную и феноменальную и смело встречает их противоречия, Как при переменном электрическом токе при достаточном числе периодов в секунду получается для нашего глаза совершенно ровный и немигающий свет, так и при достаточно быстрой для механизма нашего сознания смене ориентировок в ноуменальном и феноменальном получается ровное антиномическое сознание. Оно одновременно и целиком охватывает собою все разновидности противоречий между ноуменальным и феноменальным и потому вполне включает в себя первый вид трагедии мировой жизни.

Все только что сказанное является одинаково справедливым по отношению ко всем феноменальным организмам, к какому бы порядку они не относились. И сознание отдельного человека, и сознание более крупных организмов — обществ и государств, одинаково переживают этапы эволюции и одинаково приходят к необходимости принять основным принципом всяческого конкретного бытия антиномичность ноуменального и феноменального. При переходе по ступеням количественной иерархии увеличивается лишь масштаб данностей и процессов и, благодаря боль- шой сложности, возникает необходимость более сложной классификации.

По отношению к отдельному человеку трагичность первого вида проявляется в том, что он чувствует свою одновременную причастность к двум различным мирам и закономерностям. В каждом из них в отдельности он мог бы жить спокойно и без всяких страданий. Сознание одинаково может привыкнуть и приспособиться как к полной свободе, так и к гнету железной необходимости. Но ведать всю сладостность истинной свободы и оставаться рабом — это значит испытывать тягостность рабства в наивысшей возможной степени. Точно так же сознание может довольствоваться весьма скудными познаниями, когда оно еще не знает всей их ограниченности и ничтожества. Но когда такому сознанию дано будет хотя бы однажды мистическим путем почувствовать, что есть действительное знание, то оно необходимо разочаруется в себе и все его самодовольство погибнет.

Наконец, сознание еще легче и полнее, чем по отношению к воле и разуму, всецело захватывается переживаниями чувства. Именно в этом случае ему представляется с наибольшей очевидностью, что оно живет полной жизнью, что пульс его жизни бьется в полном унисоне с пульсом жизни общемировой. Но также и здесь с пробуждением высшей интуиции сознание с исчерпывающей ясностью убеждается, что оно воспринимает лишь исчезающе малую часть колебаний космического ритма, что оно почти так же мало причастно к истинной жизни, как и неподвижный камень.

Итак, высшая интуиция прежде всего наполняет человеческое существо тяжким разочарованием по отношению ко всем трем категориям его психической деятельности. С этой вершины все представляется совершенно ничтожным и не имеющим почти никакой цены. Отсюда один только шаг до принципиального отрицания мировой жизни и стремления к Нирване. Но последнее также было бы замыканием в односторонности. Как ни ничтожны отдельные проявления феноменальной жизни, но только она в своем целом есть двигатель космического организма и только через нее ноуменальное претворяется из абстрактных потенций в реальные живые начала. Сознание должно продолжать свою феноменальную деятельность, стремиться к частным феноменальным целям так, как если бы они были целями конечными и абсолютными и в то же время сознавать их полное ничтожество. Такое двойственное сознание глубоко трагично, и чем далее оно эволюционирует, тем страдность его все более и более усиливается.

Мы рассмотрели сейчас гносеологический аспект антиномии ноуменального и феноменального в самом широком его толковании — по отношению ко всем трем психологическим категориям. То же самое легко сделать и по отношению к любому другому заданному аспекту. Так, сознание вначале, постепенно преодолевая внутренние несогласия и дисгармонические столкновения отдельных своих элементов, сравнительно безболезненно их переносит, а при всяком успехе испытывает положительную радость. Но с раскрытием своей причастности к ноуменальному оно в значительной степени утрачивает эту способность к радо-ванию и, наоборот, в нем рождается самый мучительный разлад. Значение отдельных успехов совершенно обесценивается, ибо, предвосхитив идею ноуменальной гармонии, человек начинает тяготиться не отдельными проявлениями дисгармонии, а общей дисгармоничностью феноменальной природы, в которой он должен жить.

По отношению к сложному феноменальному организму — обществу или государству трагичность первого вида проявляется в том, что его сознание так же, как и у отдельного человека, одновременно причастно ноуменальному и феноменальному. Если общество искусственно центрируется только на ноуменальном, получается церковь, если же только на феноменальном — возникает экономическое государство. Но как та, так и другая суть только утопии, абстрактные идеи, ибо в действительной жизни всегда проявляется и ноуменальное и феноменальное в органической сопряженности.

Посему обычно «церковью» называется такой ноуменально-феноменальный организм, где центр тяжести лежит в ноуменальном, а «государством» — такой, где центр тяжести лежит в феноменальном. В этом состоянии церковь объемлет собой лишь столько феноменальных элементов, сколько существенно необходимо для возможности выражения ноуменальных идей, но самостоятельных феноме- нальных целей она не имеет. Точно так же и государство лишь постольку интересуется ноуменальным, поскольку это необходимо для наилучшего и скорейшего достижения феноменальных целей, но самостоятельных ноуменальных задач оно себе не ставит. Такие государство и церковь не только вполне возможны, но и органически дополняя друг друга до целого, образуют схему идеальной организации человеческих существ. Однако обычно церковь и государство не умеют правильно очертить поле своей деятельности и постоянно вмешиваются в чужую область. Церковь старается заменить собою государство и наоборот, государство старается если не заменить, то, во всяком случае, подчинить ее себе, заставить служить своим целям.

В первом случае естественно получается гипертрофирование ноуменальных ценностей и полное игнорирование феноменальных. Самое большее — если им оставляется чисто служебное положение. Весьма легко дедуцировать получающиеся при этом недостатки и несовершенства. Значение жизни обесценивается, все феноменальное осуждается, телесная природа признается греховной, лучшей долей человека признается аскетизм, все естественные и положительные науки осуждаются как вредные и во всяком случае бесцельные, искусство получает чисто прикладное значение как церковно-служебное, привилегированность положения духовенства приводит к его испорченности, а безнаказанность — к преступности, что влечет за собой извращение догматики для оправдания проступков духовенства, отсутствие положительных знаний приводит к нищете, нищета материальная и научный голод рождают недовольство, возникают волнения, вначале сурово подавляющиеся, борьба еще более обостряет недовольство и приводит к новым волнениям, наконец наступает революция, достигающая успеха и сметающая выродившуюся теократию: наступает период противоположных, материалистических тенденций.