Владимир Шмаков - ЗАКОН СИНАРХИИ

Итак, в жизни всякого человеческого существа входит в принципе неуловимый элемент, трансцендентный нашему сознанию и проистекающий из общего сознания общества в его целом. Отсюда следует, что никакое единичное человеческое сознание в принципе не способно не только управлять, но даже понимать жизнь человеческого общества. Равным образом этого не может сделать и никакое собрание, потому что в каждом случае оно следует мысли того или другого из своих членов. Роль всякого правителя подобна машинисту, обслуживающему машину, им не задуманную, не им сделанную и не могущую быть поправленною им и при мало-маль-ском крупном повреждении. Он должен лишь подливать масло в трущиеся части, подбрасывать топливо и улавливать продукты отбросов, а собственно в работу машины он не должен дерзать вмешиваться. Действительно, как в медицине всегда в основе будет лежать принцип «natura sanat», так и в государственной жизни все видоизменения и улучшения могут происходить лишь органическим путем через выработку или отброс соответствующих ферментов.

Итак, хотя по мере синархического возрастания эгрего-ров увеличивается свобода и инициатива индивида, тем не менее их общие законы продолжают тяготеть над ними, оставаясь весьма мало понятными. Более того, по мере эволюции вида общества разноствование между природой последнего и природой индивида лишь все время увеличивается. Можно сказать, что тип возрастания общества, как целого, выше типа возрастания отдельных его членов. Иначе говоря, чем совершеннее общество, тем трансцендентнее его жизнь и сознание по отношению к сознаниям отдельных его членов.

Из изложенного следует, что загадочное и непостижимое в жизни обществ является не случаем, а общим законом. Все попытки закрепощения органической общественной жизни в интеллектуальные рамки, как бы совершенны они не казались, неизбежно осуждены на неуспех. Жизнь считается только сама с собой, и история государственных организмов следует по путям, ей одной ведомым. Успех и неуспех государственных деятелей зависит, главным образом, от того, что называют «-счастьем», но что в действительности есть совпадение или противоречие их частных стремлений со стремлением в данный момент общего целого.

Если отдельный человек сумеет воплотить в своем лице и деяниях трансцендентные веяния, он становится великим деятелем истории, в противном же случае он безнадежно осужден на гибель, как бы ни был велик его личный талант. Точно так же всякое рационализирование истории, отыскивание интеллектуальных причин и следствий есть сознательный или бессознательный обман. Действительная цепь причинности истории остается трансцендентной и после совершившихся событий мы только искусственно подгоняем под исторические события цепь причинности нашего интеллекта. Этим мы лишь удовлетворяем нашу потребность логически-последовательного созерцания событий, но нисколько не уясняем существа дела. Если бы события пошли иным ходом, мы точно так же получили бы логическое объяснение, хотя, разумеется, столь же мало удовлетворительное.

Высшие законы не отменяют низшие, а действуют самостоятельно, как бы в иной плоскости. Невозможность рационализирования истории происходит не из-за ошибочности законов нашего сознания, а из-за их недостаточности. В жизни каждого человека, как и в жизни государства, лишь весьма немного событий связаны непосредственной логической последовательностью. Среди остающегося большинства некоторая часть представляется нам случайной Лишь по недостатку сведений, а другая является действительно таковой.

Случайным событием я называю такое, которое связано с предшествующими событиями, выходящими за пределы познания данного субъекта, промежуточными звеньями причинности.

Таким образом, с общей точки зрения, случайного нет и не может быть, но для каждой конкретной точки зрения неслучайным является лишь определенная узкая область событий. Согласно сказанному, именно в случайных сочетаниях событий жизни общества и проявляется трансцендентная закономерность его собственной природы. Только в сравнительно немногих проявлениях его жизни, и то лишь на небольших промежутках времени, мы можем выявить непосредственную феноменальную причинность, но достаточно взять мало-мальски большой период и большое количество элементарных фактов, как тотчас же начинает расти неуловимый фактор феноменально ничем не обус- ловливаемой их той или иной сочетаемости.

Здесь мы приходим к центру тяжести изучаемой проблемы: в чем реально проявляется бытие эгрегоров? Какова утилитарная цель их бытия?

Эгрегор есть хранилище инерции жизни.

А образно его роль можно в некотором отношении отождествить с ролью махового колеса в сложной машине. Он управляет общим поступательным движением жизни общества и регулирует средние величины всех его членов и их видоизменений. В каждом случае, где непосредственная феноменальная причинность не имеет места, эгрегор подготовляет соответствующее сочетание обстоятельств, действуя на каждое соответственно имеющемуся у него числу степеней свободы. Итак, эгрегор есть закономерность случайностей, его судьба и рок общества есть то, что разумеется под «душою народа».

Но если он недоступен прямому интеллектуальному постижению, то это еще не обусловливает собой его абсолютную непознаваемость вообще. Каждый индивид даже с помощью низшего разума может соответственно своим силам получать более или менее правильное о нем представление. Но, разумеется, из такого лишь весьма приблизительного познания невозможно делать точные выводы о настоящем сознании и проистекающем из него будущем, все это будут лишь приблизительные гипотезы.

Но бывают случаи, когда отдельному человеку дается постигнуть трансцендентную закономерность истории. Мы называем таких людей гениями, пророками, но было бы заблуждением приписывать достижение таких результатов их бодрствующим сознаниям. В действительности они являются лишь исполнителями возложенной на них миссии, которая мистически перерождает все их существо. Их собственная одаренность состоит лишь в умении уловить нисходящие веяния высших реальностей.

«Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,

много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света.

Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать,

кто уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь слово,

целое с шик вовлекает созданье в наш мир удивлении»

Обладая высоко развитой высшей интуицией, эти люди отождествляют свою субъективность с конкретными тяготениями эгрегора, и через это становятся их реализаторами в феноменальной жизни (Победа над субъективностью вообще является первым условием возможности восприятий высшей интуицией, признаком гениальности. В частности, именно через него Шопенгауэр определяет сущность гениальности).