Дион Форчун - Источник силы

Мы поговорили несколько минут, но я чувствовал, что он не имеет намерения возбуждать дело против шофера, по-видимому, ценя свое уединение выше любой компенсации, какую он мог бы получить; как бы то ни было, он притворился, что нуждается в моих показаниях, но я занял твердую позицию.

— Послушайте, сэр, — сказал я, — вы получили некоторое сотрясение, и единственное, в чем вы сейчас нуждаетесь, — это тишина и покой. Я приду опять повидаться с вами через несколько дней, когда вы будете в состоянии заниматься делами, чего сейчас вам делать нельзя. Но в настоящий момент ничего другого я вам не скажу, если только я не могу вам быть полезен в своем профессиональном качестве.

По удивленному выражению лица высокой женщины я понял, что Джозефус не привык, чтобы с ним разговаривали подобным образом, но он держался вполне по-дружески.

— А, — сказал он с ухмылкой, всколыхнувшей всю мою скрытую враждебность к этому человеку, — у меня есть источники, о которых вы, обычные медицинские работники, ничего не знаете. — И мы расстались, выразив взаимное уважение.

Я зашел за Мак-Дермотом в устричный ресторанчик, и он повел меня в квартиру, где он жил и где, как мы договорились, я должен буду остановиться на несколько ближайших дней в ожидании того, как будут развиваться события с Джозефусом. Комнаты являли собой трогательное свидетельство правдивости его истории. Я видел беспорядочные доказательства того, как сначала он прятал все вещи, которые могли напомнить ему о жене, а потом в отчаянии доставал их опять. Мы устроились со своими трубками среди этого запустения и беспорядка, и Мак-Дермот в двадцатый раз пересказал мне свою историю. На самом деле он не мог рассказать ничего такого, чего бы я уже не знал, но, казалось, сам рассказ облегчает его душу. Это была старая история о пловце, заплывшем на глубину и борющемся с теми неожиданными провалами в неведомое, которые всегда подстерегают купальщиков, не умеющих плавать, если они отважатся погрузиться в эти темные и неисследованные воды.

Я не позвонил Джозефусу на следующий день, так как не хотел показаться слишком настойчивым, но еще через день я набрал номер его телефона. Великий человек сам ответил на мой звонок и был более чем любезен.

— Мне хотелось бы знать, где можно вас найти, — сказал он. — Вчера я хотел попросить вас зайти.

Я схватил такси и вскоре был у дома, нижние ставни которого казались постоянно закрытыми. Опять меня отвели в странное подземное убежище, которое, казалось, так подходило для обрамления столь претенциозной личности, известной нам под именем Джозефус. Его голова, естественно, была еще забинтована, и хотя бурнус уступил место серой пиджачной паре, но даже в таком виде он был бы заметным человеком в любом месте. Я считал Тавернера самой необычной личностью из всех, кого мне когда-либо приходилось встречать, но даже он казался вполне обычным рядом с Джозефусом.

Он сам приготовил кофе по-турецки, принес сигареты, обернутые изысканной золотой бумагой, каких я раньше никогда не встречал, и сам перешел к делу, занимающему мое воображение, и, несмотря на то, что мне были известны его достижения, весьма в этом преуспел. Подобно Тавернеру, он обладал энциклопедическими познаниями и, казалось, объездил самые удаленные уголки земного шара. Я не мог не признать, что я просто получаю удовольствие. Прошло немного времени, и разговор постепенно перешел к оккультизму, к которому я не скрывал своего интереса, и тогда Джозефус начал расправлять свои перышки, сначала осторожно, как будто проверяя, выдержит ли лед, а потом, обнаружив, что я обладаю некоторыми познаниями в этой области и не приходится опасаться, что я окажусь слишком отягощенным моральными принципами, раскрыл свою душу.

— Трудность в подобных делах состоит в том, — сказал я, — что хоть и много можно услышать о теории этого предмета, крайне трудно получить что-нибудь осязаемое. Или люди, которые пишут и читают лекции на эту тему, не обладают никакими реальными знаниями, или же у них не хватает мужества применить их на практике.

Он клюнул на наживку, словно рыба.

— А, — сказал он, — вы попали в точку. Очень немногие обладают достаточным мужеством для практического оккультизма.

По его самодовольному виду я понял, где слабое место этого человека.

Джозефус минуту помедлил, как будто взвешивая, чего от меня можно ожидать, а потом заговорил, внимательно за мной наблюдая и подбирая каждое слово.

— Я полагаю, вам известно, — сказал он, — что даже очень малое совершенствование может привести к сверхъестественному восприятию?

Я был искренне удивлен и, должен признать, в душе польщен, так как материализм всегда для меня служил образцом косности. Потом я вспомнил, что Тавернер часто с улыбкой приводил эти же слова как открывающие дорогу шарлатанству, взял себя в руки и внезапно ощутил в себе силы яростно обороняться, поскольку это заставило меня увидеть, до какой степени Джозефус за столь короткий срок общения успел установить власть над моим воображением. Однако я сумел скрыть свое беспокойство и добровольно вернул ему инициативу.

— Парапсихологические явления не вызывают возражений, они весьма распространены, — сказал я, — но что меня действительно интересует, так это ритуальная магия.

Это было сказано наугад, и я увидел, что зашел слишком далеко, как это обычно со мной случалось, когда я опрометчиво пытался погрузиться в глубины оккультизма.

Джозефусу это не понравилось — почему, я не мог сказать, но казалось, он ускользает от меня в ментальном плане.

— Вы много знаете о ритуальной магии? — спросил он, пытаясь изобразить непринужденность, которой, я уверен, он не испытывал.

Я не знал, куда он клонит, и, не желая быть захваченным врасплох, последовал совету Марка Твена и выложил правду.

— Нет, — сказал я искренне, — не знаю. — И, поймав облегчение во взгляде Джозефуса, я мысленно добавил: «Как и вы».

Он заговорил опять, делая выразительные паузы после каждого слова.

— Если вы говорите это серьезно и готовы пойти на риск, я могу вам показать кое-что, о чем мало кто из живущих ныне людей может даже мечтать. Но, — продолжал он, и я увидел, что в его быстром мозгу зреет план нечестивого замысла, — сначала я должен вас испытать.

Я попросил его описать это испытание.

Все еще продолжая пристально меня рассматривать, очевидно, проверяя каждый шаг и готовый отступиться от своего намерения, как только я проявлю малейший признак беспокойства, он продолжал:

— Сначала я должен проверить, — сказал он, — ваши начальные медиумические способности, посмотрев, обладаете ли вы достаточной интуицией, чтобы уловить мои намерения относительно вас и довериться мне, не задавая вопросов.