Елена Коровина - Москва мистическая

Стало как-то страшновато и довольно холодно. Я поежилась, но решила: кругом же люди!

А тощий субъект между тем, подскочив ко мне… церемонно склонил голову и проговорил почти шепотом:

– Не откажите в любезности бедному страннику! Мечтаю вернуться в Тверь, но по пути лишился денег.

«Да он попрошайка, – подумала я. – Небось на выпивку не хватает».

Попрошайка неожиданно прочел мои мысли, наверное, они отражались у меня на лице.

– Никак нет-с, барышня, – не употребляю и не злоупотребляю! – произнес он. – Сочувствующие сограждане собрали мне на билет, но рублика не хватает. Соблаговолите-с – осчастливьте несчастного!

И субъект протянул мне руку… в порванной перчатке.

Мне бы отойти подальше. Но внезапно окружающее показалось мне декорацией, тощий субъект – актером из пьесы Островского. «Барышня», «соблаговолите», окончание на «с» – словно из XIX века! И потом – Тверь… Какая Тверь?! Город давным-давно переименовали в Калинин. И бороду теперь мало кто носит, и перчатки. Взгляд мой упал на расстегнутую куртку незнакомца. Она была будто со свалки. Но мой наметанный на театральных зрелищах глаз разглядел под этим рваньем… белый (вернее, уже серый) жилет и черные брюки с прошвой, словно от фрачной пары.

Здание Центрального телеграфа на Тверской улице

Что-то во всем этом было не так. Какой-то маскарад, обман. Маскарад во времени и обман веков. Вот только лихорадочно блестевшие глаза отражали не игру, а страдание. И этот странный холод, разливающийся вокруг бродяги во фраке…

– Соблаговолите-с рублик, – чуть не задыхаясь, прошептал он. – Я всенепременно вам возверну-с!

Моя рука сама полезла в кошелек, вытаскивая купюру.

– Двенадцатая! – радостно прошелестел незнакомец.

Я не поняла: то ли была двенадцатая из тех, кто дал ему денег, то ли он вел счет купюрам. Но в этот миг кто-то крикнул мне сзади:

– Девушка, не давайте ему рубля!

Я инстинктивно обернулась, а когда перевела глаза на незнакомца, того уже и след простыл.

– Зря дали!

Ко мне подошла старушка со старомодным ридикюлем. Ее волосики были спрятаны под старомодную, уже потерявшую вид шляпку. Таких давно никто не носил – только на старинных портретах и можно было увидеть. Да что сегодня на Центральном телеграфе – день переодеваний, маскарад какой?!

Но бабулька, кажется, была вполне адекватна.

– Не смотрите, что я так одета, – быстро проговорила она. – Я в театре имени Ермоловой, тут рядышком, в массовке играю. На мне костюм.

Действительно, я ощутила характерный запах грима. По крайней мере, хоть это было вполне реально.

– А тот тощий – тоже артист? – поинтересовалась я.

– Нет… – Старушка покачала головой. – Тут сложнее. Может, и не поверишь, но скажу. Я этого типа уж который раз вижу. Я за ним даже наблюдаю. Вот и сейчас ко мне в театр племянница прибежала, говорит: «Иди скорее, твой странник опять появился!» Племянница на этом телеграфе работает. А у меня как раз перерыв между репетициями. Вот я в чем была, в том и ринулась.

– Но зачем за ним следить?

– Заинтриговал он меня, милая! Мои предки в Твери когда-то жили. Фотокарточки от них остались. А там подпись: Разъезжая улица, Оттоманский переулок. Слышала, я, как в прошлый раз этот тип говорил, что живет на Разъезжей.

– И что?

– Да нет давно никакой Разъезжей. Ее в Советскую переименовали. И Дворянского клуба, о котором он говорил, на Оттоманской нет. Как нет уже и самого Оттоманского. И его тоже переименовали. Да и Тверь теперь, сама знаешь, – Калинин.

– Ну мало ли…

– А во что он одет, ты видела? Остатки из фрачной пары девятнадцатого века. А его разговор? Слова – тоже из прошлого времени! Но что самое поразительное, он собирает ровно двенадцать рублей. У всех просит по рублику. А как возьмет в руки последний – его и нет вмиг.

– Куда же он девается?

– Возвращается в свое время – в Тверь XIX века. Уверена, он путешественник во времени. А дюжина рублей – это какая-то мистическая заморочка.

– Но, судя по его виду, он не сильно радуется путешествиям…

– Значит, странствует не по собственной воле. Может, его, как лист, срывает с дерева и несет, куда, он и сам не знает. Может, он и в другие времена попадает – мы же его только здесь видим…

– Но почему он попадает сюда?!

– А ты не знаешь? При царе эта улица называлась Тверской. Дорога тут в Тверь шла. А про Тверь как говорили: «Тверь – Москвы дверь». Вот бедолага сюда и попадает – прямо через дверь ту самую.

– А почему на Центральный телеграф?

– Место тут особое – с огромной энергетикой. Ворота в Кремль. По старине эта улица Въездной называлась. Через нее цари-вельможи, посольства со всего света в Кремль въезжали. Часто прямо вот на этом месте ожидали государеву аудиенцию. Представляешь, сколько народу всех национальностей проезжало-проходило? Тут же триумфальные арки в честь разных побед устанавливали. Рядом с ними люди ликовали, праздновали. Делегации со всех волостей и губерний опять же тут проезжали. Вот место и научилось любого принимать. Со временем из «двери» в мощный «проход» выстроилось. Думаю… – старая актриса осеклась и понизила голос, как заправская заговорщица, – думаю, тут проход из одного времени в другое вполне мог образоваться. Потому-то умные люди и посоветовали именно здесь Центральный телеграф построить. Это же новое слово техники по тем временам было. Объединяющее народы и страны. А вышло объединение не только пространств, но и времени тоже. Представляешь, какая тут сила накоплена, что на переход из одного времени в другое ее хватает!

Старушка возвела очи к небесам. Я тоже. А когда опустила… старой актрисы, как и давешнего незнакомца, след простыл.

Я вдруг почувствовала, что совсем продрогла, хоть и одета тепло.

Да что же это получается?! Сначала один путешественник во времени просит двенадцатый рубль, потом какая-то актриса зубы заговаривает… А может, она тоже не актриса, а путешественница во времени? Только зачем меня-то посвящать во все эти подробности?! Будто мне мало своих загадок и дел!

Впрочем, нет – ничего этого не может быть! И здание телеграфа совсем не такое уж и старинное – его построили в 1927 году. Этот стиль называется конструктивизм. Впрочем, смотрится здание весьма уместно, из общего старого стиля улицы не выбивается. Напротив, оно весьма впечатляюще, монументально, надежно. Недаром именно отсюда 22 июня 1941 года было передано сообщение о начале войны с фашистами. Впрочем, почему недаром? Потому что здесь место силы, которую можно черпать не только из настоящего, но и из прошлого? А может, даже из будущего?..