Вадим Розин - Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

Как мы уже сказали, Андреев более подробно описывает историю России, которая, по его мнению, должна сыграть важную роль в мировом историческом процессе борьбы светлых сил с темными. Хотя он убежден, что «прозревает» историю России точно так же, как устройство мироздания (т. е. в процессе метаисторического познания), на самом деле, в этой части своего учения он поступает совершенно иначе. Взяв за основу эмпирический материал истории России и сочинения русских писателей, Андреев все это интерпретирует, осмысляет на основе схем и знаний, полученных им при характеристике мироздания и устройства человека (т. е. действует уже как историк, литературовед). В результате все исторические события России или коллизии, содержащиеся в произведениях русских писателей и поэтов, получают у Андреева двойную окраску: с одной стороны — это обычные исторические события и события художественной реальности, а с другой — это события метаисторические, обусловленные борьбой эгрегоров и уицраоров, Христа и Гагтунгра, Яросвета и Соборной Души России с темными силами. Чтобы почувствовать эту двойственность, уяснить природу андреевской интерпретации, приведем всего лишь два примера — трактовку Андреевым монгольского нашествия и творчества Александра Блока.

«В XIII веке на изнемогавшего русского эгрегора Гагтунгром направляется темноэфирный гигант-чудовище: воинствующий уицраор монгольского племенного массива. Я не знаю, роковой ли ошибкой демиурга Дальнего Востока или другими причинами был он порожден, но рост его был фантастически быстр, а алчность неутолима. Жертвой этого существа сделалась сама монгольская метакультура, слишком юная, с едва еще возникавшим Синклитом, а теперь втягиваемая в воронку метаисторических замыслов Противобога. Демонический разум теперь играл в беспроигрышную игру: русская. метакультура либо рухнула бы под напором более сильного врага, либо Яросвет оказался бы вынужден противопоставить уннраору Монголии подобное же чудовище, дабы оградить само физическое существование русского народа. Это было первым могучим ударом, обрушиваемым на Русь Гагтуигром, и это — то самое мегаисторическое событие, которое стоит за первой великой катастрофой нашей истории: нашествием татар. Можно по-разному оценивать — и историки по-разному оценивают размеры социально-политического, культурного и нравственною урона, нанесенного России татарским игом. Рассматривая же события под метаисторическим углом, мы можем дополнить положения исторической науки лишь следующим указанием: воздействие сил Волги, столь бурно проявляющееся в княжеских усобицах, расчистило путь для другой, более могущественной силы, причем обе эти группы сил являлись, в конечном счете, проявлением воли одной и той же ифрафизической инстанции. То, что расшатала Велга, должен был сокрушить монгольский уинраор; если же это не удалось бы до конца и ему, в запасе осталось бы другое орудие, которое должно было развернуть свою деятельность в другие времена и другими методами: черное ядро в существе будущего русского уицраора.

Действительно, под ударами монгольского чудовища русский эгрегор был смят, полурастерзан на клочья, едва сохранявшие в себе жизнь и способность к будущему воссоединению. Кароссе Дингре был нанесен ущерб, который, — если бы речь шла о существах физического плана, — можно было бы сравнить с истеканием кровью. Сам Яросвет был побежден в бою с монгольским гигантом на границах Святой России; юному, еще не окрепшему и малочисленному Синклиту едва удалось спасти от разрушения лишь сокровеннейшие святилища своей небесной страны.

Спасаемая демиургом Навпа была удалена от опустошаемой южной области Святой России в недоступные девственные земли, соответствующие дремучим северным лесам в Энрофе. Туманные сгущения израненного, полуразорванного эгрегора облекали нищенским рубищем ее новое средоточие. Напор врага не ослабевал: насытившаяся Велга уползла в свою Гашшарву, но монгольский уицраор то и дело проносился, подобно урагану, по небесной стране, гася огни и иссушая мстаэфирные источники, а в России земной разметывая ту живую материальную субстанцию сверхнарода, из которой образуются эфирные тела всех отдельных членов его и без которой невозможна жизнь в Энрофе не только народа, но и отдельного человека. Становилось ясным, что выполнение задач, ради которых светлая деада приняла эфирное воплощение, неосуществимо до тех пор, пока Дингра не воссоздаст народную плоть, пока сильнейшему орудию Гагтунгра не будет противопоставлен противник в том же плане бытия: могущественный, полновластный демон государственности. Перед демиургом сверхнарода встал выбор: либо создание левиафана — государства в Энрофе и допущение, следовательно, возникновения российского шрастра, населенного ш вами; либо отказ от выполнения своей миссии на Земле. Он избрал первое…

Мог ли бы Яросвет избежать рождения демона великодержавия? Мог ли сохранить физическое бытие сверхнарода каким-либо иным путем? Не подтверждают ли примеры других стран и культур, что унцраоры суть неизбежные участники всякого метаисторического процесса, его неизбежное зло, внутреннее противоречие?».

Главу о Блоке Андреев назвал «Падение вестника» («Вестник — это тот, кто будучи вдохновляем даймоном, дает людям почувствовать сквозь образы искусства правду и свет, льющиеся из иных миров»). Разбирая стихи и творческий путь Блока, Андреев пишет:

«И в «Нечаянной радости» и в «Земле в снегу» звучит, разрастаясь и варьируясь, щемяще-тревожный, сладостный и пьянящий мотив: жгучая любовь — и мистическая, и чувственная — к России. Кто, кроме Блока, посмел бы воскликнуть:

Эта любовь взмывает порой до молитвенного экстаза –

Куликово поле, трубные клики лебедей, белые туманы над Непрядвой…

Да ведь это Навна! Кто и когда так ясно, так точно, так буквально писал о Ней, о великой вдохновительнице, об Идеальной Душе России, об ее нисхождениях в сердца героев, в судьбы защитников Родины, ее поэтов, творцов и мучеников?

Какие бы грехи ни отягчили карму того, кто создал подобные песнопения, но гибель духовная для него невозможна, даже если бы в какие-то минуты он ее желал: рано или поздно его бессмертное Я будет извлечено Соборной Душой парода из любого чистилища.