Бхагван Раджниш - Азбука осознанности

Существуют люди, которые прислушиваются только к звуку монет, падающих на землю, — это их единственная музыка. Бедные люди. Они считают себя богатыми, но они бедны, потому что слышат музыку только в звоне монет, падающих на землю. Они очень бедные люди… нищие. Они даже не догадываются, что таит в себе жизнь. Они не представляют себе бесконечных возможностей, не слышат бесчисленных мелодий, окружающих их, не замечают всего многообразия и богатства жизни. Вы слышите только то, к чему прислушиваетесь.

Люди очень легко верят слухам. Когда о ком-то говорят что-то негативное, оскорбительное, вы сразу в это верите. Но если человека хвалят, вы в это не верите, вы требуете доказательств. Вы никогда не требуете доказательств для оскорбительных замечаний и слухов. В них вы верите очень охотно по той простой причине, что хотите верить, что «все намного хуже, чем я». Это единственный способ чувствовать себя хорошим, чувствовать себя немного лучше, чем остальные.

Вы слышите автоматически: у вас есть уши, и вы слышите. Если у вас падает слух, вам поможет слышать слуховой аппарат. Ваши уши это просто механизм восприятия звуков. Слышать очень просто; слышать способны животные, слышать способен каждый, у кого есть уши. Явление слушания — более высокого порядка.

Слушание означает, что когда вы что-то слышите, вы просто слышите и ничего больше не делаете — в вашем уме нет больше никаких мыслей, в вашем внутреннем небе нет ни одного облака, — и потому все сказанное достигает вас в том виде, в каком было сказано. В него не вмешивается ваш ум, ваши предубеждения, ваши интерпретации; не туманится облаками, которые в этот момент движутся по вашему внутреннему небу, — потому что это все искажение.

Обычно вы обходитесь только слышанием — в этом нет ничего трудного, потому что то, что вы слышите, это обычные объекты. Если я говорю что-то о доме, о двери, о дереве, о птице, не возникает никаких проблем. Это обычные объекты, в слушании нет необходимости. Необходимость в слушании возникает тогда, когда мы говорим о чем-то вроде медитации, которая является не объектом, а субъективным состоянием. На нее можно только указать, и вы должны быть очень внимательными и бдительными — только тогда существует возможность, что до вас дойдет какой-то смысл.

Трусость и смелость суть две стороны одной монеты: и то и другое — страх, это две стороны страха. Одна из них — простая и непосредственная, другая — хитрая и скрытая. Смелый человек — это хитрый трус.

Я слышал…

Однажды случилось, что солдат, сражавшийся на передовой, очень испугался и побежал в тыл. Офицер остановил его и сказал:

— Что ты делаешь? Куда ты? Идет бой! Ты что, трус?

Но этот человек был так испуган, что даже не подумал отвечать и побежал дальше. Офицер побежал за ним, догнал его и закричал:

— Куда ты бежишь? Почему ты не отвечаешь? Ты знаешь, кто я такой? Я твой генерал!

Солдат сказал:

— Боже мой, неужели я уже так далеко в тылу?

Ваши генералы, ваши лидеры всегда позади. Их никогда не убивают, у них не бывает трудностей, они совершенные трусы, которые притворяются, что они — самые смелые. За них умирают другие, а они остаются сзади. Ваши Наполеоны, ваши Гитлеры, ваши Александры — все они трусы, которые проецируют, создают явление, прямо противоположное их внутреннему чувству. Это необходимо помнить; лишь тогда вы сможете помнить третью возможность, а именно — бесстрашие. Бесстрашный человек не трус, не смельчак, ни то и ни другое; он не может быть ни тем, ни другим потому, что он просто бесстрашен. Махавира, Будда, Чжуан-цзы, Иисус — не смелые люди, совсем нет, потому что они не трусы. Вы можете быть смелым, только если вы трус!

Бесстрашный человек — тот, кто пришел к познанию бессмертия внутри себя, кто пришел к пониманию внутренней, бессмертной, сокровенной вечности. Тогда страха нет, и тогда нет также смелости, потому что смелость — только прикрытие.

Кто-то совершил убийство — без сомнения, ужаснейшее преступление. Но вот в чем вопрос: убийство совершено в прошлом, а у этого человека впереди долгое будущее; кто дал вам право его повесить и уничтожить его будущее? К тому же, убивая его, вы не вернете жизнь тому, кто был убит. Вы убиваете его не во имя справедливости, но только из мести. Вы делаете то же, что сделал он. Но он преступник, потому что беспомощен и одинок; а на вашей стороне сила правительства, сила закона, армии — естественно, вы можете оправдать свое преступление как законное. Но убийство в любом случае незаконно.

Может ли какой-нибудь суд дать человеку жизнь? Если суд не может дать ни одному человеку жизни, никакой суд не вправе отнимать человеческую жизнь. И, по сути, даже без необходимости. Если человек совершил убийство, это просто значит, что в его психике что-то не в порядке. Это не преступление; это болезнь. Его нужно лечить, а не наказывать.

За один только поступок вы осуждаете всего человека — это тоже неоправданно. Можно осудить поступок, но не всю индивидуальность. Индивидуальность следует уважать, как и раньше. Вот все, что можно сделать: уважительно обеспечить этому человеку психиатрическое лечение, уход, помощь, чтобы рана в его психике, породившая преступление, исчезла.

Представьте себе жизнь без смерти: это будет невыносимая боль, невыносимое существование. Без смерти жить будет невозможно. Смерть придает жизни смысл, придает жизни интенсивность; поскольку жизнь мимолетна, каждый миг становится драгоценным. Если жизнь вечна, кому это нужно? Тогда можно вечно ожидать завтра — кто тогда будет жить здесь и сейчас? Но, поскольку завтра ждет смерть, она заставляет вас жить здесь и сейчас. Вы должны окунуться в настоящий момент, вы должны идти в его глубину до конца, потому что — кто знает? — следующий момент может прийти, может не прийти.

Видя этот ритм, человек обретает покой и принимает то и другое. Когда приходит несчастье, он приветствует его; когда приходит счастье, он приветствует его, зная, что они — партнеры в одной и той же игре. Это нужно помнить постоянно. Если это станет вашим фундаментальным знанием, ваша жизнь приобретет совершенно новый вкус — вкус свободы, вкус непривязанности, беспристрастности. Что бы ни пришло, вы остаетесь спокойным, безмолвным, принимающим.

Люди практически полностью утратили измерение слез. Они позволяют себе плакать только тогда, когда испытывают очень глубокую боль или страдание. Они забыли, что слезы также могут быть слезами счастья, великого наслаждения и празднования.