Виктор Санчес - Тольтеки нового тысячелетия

Возвращаясь к виррарика, мы можем сказать, что они оттают в реальности, отделенной от той, которая известна нам. Большинство из них находится в том месте, которое мы можем назвать «периферия отдельной реальности». Другие же, более приобщенные к Духу, и имеющие больше личной энергии, населяют более глубинные зоны этого мира. Жизнь среди них породила во мне «влечение» к их отдельной реальности, дала возможность увидеть и почувствовать вещи гораздо более необычайные, чем самые фантастические иллюзии.

Мои друзья виррарика — это в основном люди, занятые своими собственными делами. Я «просочился» в мир виррарика благодаря их великодушию и собственной настойчивости. Они не нуждались во мне и, вероятно, я даже немного побеспокоил их. Знание, к которому они приобщены, абсолютно бессловесно; оно основано на упражнениях и конкретном опыте. Здесь не существует ни объяснений, ни указаний. Виррарика учатся, совершая поступки, а не размышляя о них. Для сохранения этого знания не требуется ни священных книг, ни священников, ни церковной иерархии. Главная его часть сохраняется посредством набора упражнений, передающихся из поколения в поколение. Индейские народы, о которых идет речь в этой книге, не разделяют шкалу ценностей, принятую в современном обществе. Они живут в другом мире, о котором нельзя получить представление, не обретя собственного опыта. То, что делает их такими особенными — это не чудеса с отменой физических законов (о которых мы сами знаем так мало), не паранормальные способности и не власть над сверхъестественными силами. Они замечательны тем, что любят и уважают мир природы, а не так ценимое нами чувство собственной важности или его проявления. Они знают и практически используют присущие нагуалю аспекты человеческого осознания и устанавливают связь с нагуалем мироздания, нам же об этом почти ничего не известно. Они замечательны, потому что они другие. Это свойство делает их в наших глазах учителями, способными помочь в обретении магического знания, невзирая на то, что у них нет ни малейшего стремления обучать нас чему-либо, так как они слишком заняты углублением своих собственных знаний. Их отличие от нас позволяет им воспринимать недоступные для обычных людей грани реальности, а их восприятие очень трудно понять тому, кто не жил с ними рядом. Речь идет не о поиске необычного ради самого поиска; скорее, это поиск результатов, ведущих к полнокровной и сбалансированной, насыщенной событиями жизни. Жизнь становится богаче, если вмещает в себя неизвестную сторону реальности внешнего мира, и неизвестную сторону нас самих. Об этом моим друзьям-индейцам, хранителям уцелевших с древних времен знаний, известно очень многое. Они замечательны не только этим, но и тем, что они смогли выжить. Они сосуществуют с нами в этом мире. Но чтобы сохраниться, им пришлось выстоять в пятисотлетней непрерывной борьбе против западного общества, одержимого навязчивой идеей уничтожить все, что отличается от его собственной нормы.

Одна из привлекательных черт традиции тольтеков, — то, что в их духовных упражнениях и образе жизни нет ничего напоказ. Они действительно живут. Когда они исповедуются, то это делается не «как если бы» они исповедовались; они действительно исповедуются. Когда они находятся перед лицом Дедушки Огня, они не делают это «как если бы» они общались с ним; они полностью открывают свои сердца, они слушают его и говорят с ним. Мы имели возможность убедиться в этом однажды ночью, во время «оленей охоты» после паломничества к святым местам. Мой друг Маноло вспоминает: «Эта ночь вовсе не казалась необычной. Какое-то время они танцевали, но скоро все улеглись спать. Я ощутил укол ностальгии при мысли о городе, но в целом, под воздействием магии, к которой нам было позволено отчасти приобщиться, город уже не казался мне таким привлекательным. Я не мог уснуть и начал записывать слова песни при свете огня. Позднее, когда казалось, что уже вряд ли случится что-то новое, я получил последний, самый большой за это путешествие подарок. Я писал уже какое-то время, когда ощущение движения поблизости заставило меня оторваться от записей. Все спали. Антонио (великий маракаме) медленно поднялся, приблизился к огню и начал говорить с ним, в речи его звучало чувство… огромное, всепоглощающее. Я не существовал для этого человека, но его чувства насыщали меня. Выглядело это так, как если бы он говорил с кем-то очень близким; он сделал паузу, и огонь ответил ему. Я не знаю, как это случилось, но огонь ответил ему. Не могло быть никакой ошибки. Маракаме Антонио заплакал, и тут же, внезапно, так же как и началось, все закончилось. Он повернулся и пошел спать. Где побывал этот человек? Какие миры он воспринимал в тот момент? Я прекрасно ощущал, что оказался причастен к замечательному событию. Присущее этим людям видение мира основано на восприятии тех живых существ, которые постоянно сопровождают их: Дедушка Огонь, Брат Олень, Отец Солнце, Мать Земля. Здесь нет места вымыслу, толкованиям, жалобам или суждениям. Все их поступки отмечены печатью безупречности. Я был переполнен эмоциями и мне не оставалось ничего другого, как заплакать».

Они не притворяются, что «охотятся на оленя» на Хумун Куллуаби. Они вкладывают все свое существо, без остатка, стремясь встретиться со своим оленем — видением, который учит их «правильному образу жизни». В сравнении с ними. мы, люди современного общества, выглядим никчемными существами, которые всегда лгут, совершают бессмысленные поступки так, как если бы эти поступки были очень важны; как если бы мы действительно любили; как если бы мы были очень важны; как если бы мы любили свою работу; как если бы мы любили своих заместителей; как если бы наша борьба была действительно наша — всегда «как если бы». Вот поэтому я обычно говорю, что люблю этих людей так сильно за то, что они вкладывают себя в каждое свое действие. Нам это также отчасти свойственно. Если бы мы смогли понемногу научиться жить как они, это стало бы огромным завоеванием.

Я тоже ходил на Хумун Куллуаби в поисках своего оленя. И нашел его. Эта встреча дала мне нечто гораздо большее, чем просто красивые воспоминания. На мои плечи легло обязательство взять на себя ответственность за выполнение того, что сказал мне олень. У моего оленя два рога: один из них относится к моей борьбе за то, чтобы стать настоящим человеком и жить настоящей жизнью, он связан с моим личным миром и присутствует во всем, что я делаю; другой имеет отношение к миру, в котором я живу, со временем и пространством, которое я делю с другими людьми моего поколения и эпохи. Последний вопрос прояснился для меня в конце моего пребывания на Хумун Куллуаби, во время спуска со Священной Горы Ла Унарре, известной также как «Дворец Правителя» (Солнца) или просто «Дворец». Следуя бегом за маракаме пурукуакаме, я получил наставления о том, что должен описать в этой книге. Сам я не могу объяснить, откуда получил эти указания, но мне было совершенно ясно, что это была команда, которую я не могу не выполнить. И вот я выполняю ее.