Александр Масалов - Чертовщина. Истории о сверхъествественном и потустороннем

Я вошёл.

Что было потом — совершенно не помню.

Очнулся я на рассвете в автомобиле.

Посидел немного и поехал домой.

Через некоторое время, утром, снова ощутил просьбу приехать на место контакта.

Я поехал, заранее приготовившись.

Я взял с собой фотоаппарат, а в карман положил диктофон.

Кроме того, я составил подробный список вопросов обо всём, что меня интересовало, — ведь обмен информацией должен быть взаимным, не так ли?

— Конечно, — сказал я.

— Я сделал украдкой несколько снимков.

Как выяснилось потом, плёнка оказалась засвечена.

Ни на один вопрос пришелец не ответил.

Он сослался на то, что у него, к сожалению, крайне мало времени, да и словарный запас невелик.

И повёл меня в луч.

Магнитофон не записал ничего.

Чистая плёнка.

— Сколько раз вы побывали в... гм!., луче?

— Восемь.

— Отказаться пробовали?

— Конечно! Мне быстро надоели эти встречи.

Своей бессмысленностью, например. Тем, что пришельцы отвели мне роль бессловесной скотины...

Я сказал, что больше не приду, но они меня уговорили.

Сказали, что была проделана огромная работа (хотел бы я знать, какая!), потрачено огромное количество сил и энергии...

Если сменится объект, то им придётся начать с самого начала.

— Как относятся к вашим полуночным поездкам близкие?

— Жена то есть?

— Ну да.

— Честно говоря, мне не хотелось бы об этом говорить.

— Ладно. Скажите, какие-либо изменения в себе вы не обнаружили за время знакомства с пришельцами?

— Мне самому хотелось бы это знать... Месяца полтора назад я ложился в мединститут на обследование — разумеется, под цивильным предлогом. Никаких отклонений в здоровье и психике. А так же никаких следов хирургических операций или вживлённых инородных тел...

Мы подъезжаем. Ложитесь на пол, между сиденьями, — там чисто...

— Вы полагаете, что у пришельцев нет каких-либо биологических или тепловых детекторов?

— Я не знаю, что у них есть, а чего нет... Ложитесь скорее!

Я лёг.

Было неудобно.

Судя по тому, как медленно двигался автомобиль, мы приближались к точке рандеву. Нервозность водителя передалась и мне.

Вдруг мотор заглох, и «Жигули» остановились.

— Первый признак, — сказал Василий Павлович. — Сейчас они появятся.

А по-моему, он просто выдернул ключ зажигания из гнезда....

— Не вставайте, — прошептал Василий Павлович. — А то спугнёте. Я скажу, когда. Сердце громко колотилось у меня не то в груди, не то в горле.

— Появился луч. Приближается.

Какие-то странные блики, источник которых явно находился неподалёку от машины, заплясали на потолке и на противоположной стенке.

Как будто нас осветила фарами приближающаяся машина.

Вот только никакой приближающейся машины не было.

— Осталось метров пять, — негромко сказал Василий Павлович. — Луч ближе не подойдёт. Можете смотреть.

Я вскинулся и охнул, наступив на онемевшую ногу.

Блики тут же пропали.

Мягко заурчал двигатель «Жигули».

Видел ли я долю секунды луч света, толстый, как колонна, начинающийся как бы от раскисшей пахоты и уходящий в небо?

Кажется, видел что-то в этом роде.

Но клясться под присягой я бы не стал.

Прихрамывая, я вылез из машины и несколько раз обошёл то место, где мне померещился луч.

Потом даже шагнул в центр, хотя знакомые экстрасенсы как-то предостерегали меня от таких действий.

Впрочем, ничего не произошло — ни тогда, ни позже.

Когда мы уже ехали обратно, я сказал:

— Если они снова вступят в контакт, вы дадите мне знать?

Он пожал плечами.

— Почему бы и нет?.. Только вряд ли это произойдёт ещё раз.

Прошло полгода.

Василий Павлович не звонил.

За повседневной беготнёй и нервотрёпкой я как-то позабыл о его существовании.

И только случайно встретив общего знакомого, я вспомнил и поинтересовался, как там поживает Василий Павлович.

Оказалось, что медика нет в живых.

— Что? — опешил я. — Как же это произошло?

— Самым нелепым образом. Инсульт. После банкета по случаю защиты докторской.

Человек, вошедший в кафе, был среднего роста, сутул, в джинсах и застиранной майке с длинными рукавами.

Я не обратил бы на него внимание, если бы Игорь, сидящий от меня по другую сторону столика, не сказал:

— Человек уникальной судьбы. Ему карьеру поломали инопланетяне.

— Ты перегрелся на солнце, — буркнул я и налил себе пепси. — Доедай быстренько своё мороженое, а то совсем растает.

— Да ну, я серьёзно! — настаивал Игорь. — Мне его Сява показал. Ты Сяву знаешь?

— Я-то знаю, — сказал я. — А ты вот, похоже, не учитываешь, что Сява — дурак дураком. Недаром он в такие цветущие годы дослужился аж до майора. Я вполне допускаю, что кто-то мог рассказать Сяве анекдот, а тот — принять всё за чистую правду.

Игорь обиделся.

Страшно выкатив глаза и понизив голос для пущей доверительности, с жаром принялся рассказывать, как в самом начале перестройки этот гаврик работал следователем, Сява пахал в этом же управлении, так что все события развивались у него почти на глазах...

Я посмотрел на «гаврика».

Он уже отходил от прилавка с мороженым и бутылкой пепси, на горлышко которой был надет стаканчик.

Доедай и допивай, — сказал я. — На улице расскажешь. Моему пищеварению не помешает небольшая встряска.

Выйдя из кафе, мы сразу же направились к скамейке — здесь, в парке Максима Горького, их много.

Сели.

Я закинул ногу за ногу, а Игорь тут же закурил.

— Сява называл мне его фамилию, — сказал он. — Но я забыл.

Находясь в благодушном настроении (после трёхсот граммов мороженого и двух бутылок пепси), я цыкнул зубом и предложил назвать главного героя Ивановым Иваном Ивановичем.

Для простоты.

А если Игорьку это предложение не нравится, пусть сбегает обратно в кафе и спросит...

Услышанное трудно назвать банальным.

Хотя, я не сомневаюсь, за десятилетия работы правоохранительных органов таких случаев накопилось множество.

Мы не знаем о них только из-за засекреченности.

Я много бы дал, чтобы получить доступ к архивам МВД и КГБ — к той заветной полочке, где хранятся запротоколированные свидетельства того, что спецслужбы неоднократно сталкивались либо с инопланетянами, либо с проявлениями потустороннего.

Такая полочка есть, я в этом не сомневаюсь.

Даже обрывки слухов, которые время от времени достигают моих ушей, превращают меня в лису, истекающую слюной перед гроздью винограда.

Иванов с отличием закончил юрфак.

Перед ним открывались все дороги (в том числе и в аспирантуру), но он выбрал самую неблагодарную и трудную.

По молодости лет он полагал, что работа советского следователя мало чем отличается от работы Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро.