А Смирнова - Секреты мироздания

С. А. Нилус в работе «К берегу божьей реки» приводит воспоминания Марии Федоровны Герингер, бывшей обер-камер-фрау при Императрице Александре Федоровне и хорошо знавшей интимную сторону жизни царской семьи. «…И Государь и Государыня, — сказывала Герингер, — были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что при случае Государь стал поминать о 1918 годе, как о роковом годе и для него и для династии». Далее Нилус приводит описание случая, подтверждающего рассказ М. Ф. Герингер. «6 января 1903 года на Иордани у Зимнего Дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно из орудий оказалось заряженным картечью, и картечь ударила по окнам дворца, частью же около беседки на Иордани, где находилось духовенство, свита Государя и сам Государь. Спокойствие, с которым Государь отнесся к происшествию, грозившему ему самому смертию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание ближайших к нему лиц окружавшей его свиты. Он, как говорится, бровью не повел… Государя спросили, как подействовало на него происшествие. Он ответил: — До 18 года я ничего не боюсь…»

Итак, российские императоры знали о судьбоносных событиях и времени, когда они должны произойти. Казалось бы, в императорских руках было их предотвратить. Но изменить ход Мировой Драмы не властен никто. Это закон.

Время и вечность — два взаимосвязанных аспекта мироздания, над которыми люди размышляют уже более 2000 лет. Однако и сегодня однозначного ответа на то, что такое время и каким образом реализуется вечность, нет.

«Пока мы не выходим за пределы области сознания, понятие времени относительно ясно. Мы не только легко отличаем ощущение в настоящем от воспоминания ощущения в прошлом или предвидения ощущения в будущем, но также отлично знаем, что хотим сказать, когда утверждаем, что из двух осознанных явлений, о которых мы сохранили воспоминание, одно имело место раньше другого, или что из двух осознанных явлений, которые можно предвидеть в будущем, одно будет иметь место раньше другого», — писал известный французский ученый Анри Пуанкаре в книге «Теоретическая физика».

Аристотель, анализируя проблему времени в сочинении «Физика», прежде всего, задается вопросом о том, «принадлежит ли время к числу существующих или несуществующих вещей, затем какова его природа.

Что время или совсем не существует, или едва существует, будучи чем-то неясным, можно предполагать на основании следующего. Одна часть его была и ее уже нет, другая — будет, и ее еще нет; из этих частей слагается и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию».

Рассматривая взаимосвязь времени и движения, Аристотель доказывает, что «время не есть движение, но и не существует без движения. <���…> Поэтому, когда мы исследуем, что же такое время, нужно начать именно отсюда и выяснить, что же такое время в связи с движением. Ведь мы вместе ощущаем и движение, и время, и если даже темно и мы не испытываем никакого воздействия на тело, а какое-то движение происходит в душе, нам сразу же кажется, что вместе с тем протекло и время. И наоборот, когда нам кажется, что прошло какое-то время, вместе с тем представляется, что произошло какое-то движение. Следовательно, время есть или движение, или нечто связанное с движением, а так как оно не движение, ему необходимо быть чем-то связанным с движением… И во времени есть предыдущее и последующее, потому что одно из них всегда следует за другим… <���…> Когда же есть предыдущее и последующее, тогда мы говорим о времени, ибо время есть не что иное, как число движения по отношению к предыдущему и последующему.

Таким образом, — заключает Аристотель, — время не есть движение само по себе, но является им постольку, поскольку движение заключает в себе число. Доказательством этому служит то, что большее или меньшее мы оцениваем числом, движение же, большее или меньшее, — временем, следовательно, время есть некоторое число. А так как число имеет двоякое значение: мы называем числом, с одной стороны, то, что сосчитано и может быть сосчитано, а с другой, — то, посредством чего мы считаем, то время есть именно число считаемое, а не посредством которого мы считаем. Ибо то, посредством чего мы считаем, и то, что мы считаем, — вещи разные. <���…>

Что время, таким образом, есть число движения в отношении к предыдущему и последующему и, принадлежа непрерывному, само непрерывно, — это ясно. <���…>

Ясно также, что время не называется быстрым или медленным, а большим или малым, долгим или коротким. Поскольку оно непрерывно, оно долгое и короткое, поскольку оно число — большое и малое, а быстрым и медленным не бывает; ведь ни одно из чисел, служащих для счета, не может быть быстрым или медленным.

И, взятое сразу в определенный момент, время повсюду одно и то же, а как предшествующее и последующее — не одно и то же, так же как изменение, происходящее теперь, едино, а прошедшее и будущее — разные. Время не есть число, которым мы считаем, а подлежащее счету. <���…> Далее, как в движении одно и то же может повториться снова и снова, так и во времени, например, год, весна или осень. <���…>

Так как быть во времени — значит быть в числе, то можно взять время большее всякого, в котором находится что-либо, существующее во времени; поэтому все находящееся во времени необходимо объемлется временем, как и все другое, что находится в чем-нибудь, как, например, находящееся в месте объемлется местом. И в каком-то отношении вещи подвергаются воздействию со стороны времени — как мы имеем обыкновение говорить: «точит время», «все стареет от времени», «все со временем забывается», но не говорим: «научился от времени» или «сделался от времени молодым и красивым», ибо время само по себе скорее причина уничтожения: оно есть число движения, движение же лишает существующее того, что ему присуще. Отсюда ясно, что вечные существа, поскольку они существуют вечно, не находятся во времени, так как они не объемлются временем и бытие их не измеряется временем; доказательством этому служит то, что они, не находясь во времени, не подвергаются воздействию со стороны времени.

Так как время — мера движения, то оно будет и мерой покоя, ибо всякий покой — во времени. Не надо думать, что находящееся во времени так же необходимо движется, как и все находящееся в движении: ведь время не есть движение, а число движения, в числе же движения возможно быть и покоящемуся. Всякое изменение и все движущееся существуют во времени. <���…>