Людмила Шапошникова - Мудрость веков

― Прежде всего, Людмила Васильевна, поздравляю Вас и благодарю. Думаю, к словам благодарности присоединятся и все те, кому дороги творчество Рерихов и судьба отечественной культуры. Мне очень хотелось бы провести это интервью на «высокой ноте», но в истории с наследием Рерихов отразилось, на мой взгляд, слишком много типичного для нашего времени. Канву событий в общих чертах можно наметить так: в июле прошлого года «Советская культура» опубликовала письмо Святослава Николаевича. В этом письме он высказывал желание видеть в Москве специальный общественный Фонд и Центр-музей, которым и передавал все наследие родителей.

Скажите, как вообще удалось вопрос о наследии поставить на реальную почву? Ведь долгие годы не существовало надежды, что оно к нам вернется: не те были времена и не та власть.

— Вы сами и ответили на вопрос. Конечно, причина — в ситуации в стране в целом, в формировании нового мышления, в новом отношении к нашему культурному наследию, к духовным ценностям. В последние годы популярность учения Рерихов возросла невероятно. В обществе возникло желание как-то оформить рериховское культурное движение, создать что-то вроде центра, где было бы сосредоточено все, связанное с их духовным наследием.

Дело двигалось трудно, но в 87-м году Святослав Николаевич встретился с М.С.Горбачевым. Идея такого центра была обсуждена и поддержана Михаилом Сергеевичем. Много позже она стала реализовываться на уровне государственных учреждений, были созданы какие-то группы экспертов… не могу сказать вам ничего определенного: я в этом деле участия не принимала. Долетали, правда, какие-то слухи о конфликтах, борьбе амбиций, но все затягивалось. Так продолжалось до лета прошлого года, когда Ростислав Борисович Рыбаков, индолог, член нашей комиссии по наследию Рерихов, которая существовала при Музее искусства народов Востока, привез из Индии от Рериха то самое письмо, в котором объяснялась концепция и Фонда, и Центра-музея именно как общественных организаций.

Мы взялись за дело, была создана орггруппа, которую возглавил президент Академии художеств Б.С.Угаров, и она подготовила создание Фонда. Мы встретились с Р.М.Горбачевой, получили ее поддержку, и осенью, после регистрации Фонда, Святослав Николаевич приехал в Москву и пригласил в Бангалор меня, чтобы обсудить проблему наследия.

— Появление Фонда, кажется, было встречено не очень дружелюбно?

— Да, не очень. Видимо, за эти годы в определенных кругах уже сложилось мнение, кому это наследие должно принадлежать и кто за ним должен ехать. Рыбакова — закулисно — даже обвинили в фальсификации письма. Слишком много людей, считавших себя «духовными детьми» Рериха, почувствовали себя обиженными, обойденными.

— Что же помешало этим людям и организациям примкнуть к вам, помочь вам — ведь вы выполняли волю Святослава Николаевича?

— Эта воля расходилась с надеждами многих людей. И оказалось, что надежды — важнее.

— «Духовным наследникам» не понравился законный наследник?

— Не понравился. Отсюда такое враждебное отношение к Фонду со стороны некоторых, отсюда и разговоры о фальсификации письма.

— Любопытно, что говорят теперь, когда вы привезли наследие, испытывают ли неловкость? Впрочем, это вопрос риторический… Когда вообще возникла идея возвращения наследия Рерихов в Россию?

— Во многих письмах и статьях старшие Рерихи писали о том, что все, что они сделали, принадлежит России. Это, собственно, было их завещанием. Уже в 60-е годы Святослав Николаевич ставил вопрос о наследии. Со мной он впервые заговорил на эту тему в 72-м году, рассказал, что у него большой архив родителей, и спросил, кому можно этот архив передать и кто бы за это дело взялся. Вы знаете, что это были за годы, и я честно сказала Святославу Николаевичу, что пока не вижу такой возможности.

— У вас давние отношения с ним?

— Давние, более 20 лет. Первый раз я посетила его в 68-м, потом, приезжая в Индию, обязательно бывала у него. В 72-м он пригласил меня пожить в Кулу, и я жила у них две недели, хотя в то время я Рерихом еще не «болела». Потом уже, постепенно, я бы сказала, под руководством Святослава Николаевича, я увлеклась, и эта тема стала для меня главной. Выбор моей кандидатуры как руководителя Центра и доверенного лица был для меня неожиданным.

Ну вот, только когда началась перестройка и Рерих встретился с Горбачевыми, разговор о передаче наследия встал на практическую основу. Тогда и возникла эта ситуация с различными ведомствами, экспертами и всем прочим.

В результате к Святославу Николаевичу на переговоры отправились два человека: бывший заместитель министра культуры Иванов, никакого отношения к Рериху не имевший, и преподаватель Института стран Азии и Африки Сазанова, член комиссии по рериховскому наследию, но никогда серьезно Рерихом не занимавшаяся.

— Вокруг наследия стали закипать страсти?

— Я так не могу сказать, скорее, возникла драматическая ситуация, суть которой состояла в том, что люди малопрофессиональные и некомпетентные были направлены государством на очень сложное дело, существа которого они себе не представляли. Естественно, визит не дал никаких результатов, но появился ряд бумаг, из которых следовало, что, поскольку состояние здоровья Святослава Николаевича неважное, надо торопиться. Началось искусственное нагнетание крайней ситуации, когда возникает необходимость срочно принимать какие-то жесткие решения. Людей, которые должны были принимать решения, вводили в заблуждение разговорами о том, кому Рерих «даст» наследие, а кому «не даст». Святослав Николаевич всю зиму и весну тяжело болел, и это тоже наложило свой отпечаток: стали раздаваться голоса, что надо «успеть»…

— Я помню одну такую публикацию в «Неделе», она произвела неприятное впечатление.

— Надеюсь, не только на вас. И вот в обстановке ажиотажа под рериховский Центр требуют здание, совершенно не подходящее для хранилища, — стенка в стенку с Сандуновскими банями. Лишь бы успеть, не упустить. Это все было весной, а летом Рыбаков привез то самое письмо — письмо, в котором Святослав Николаевич выступал за создание общественного Фонда Рерихов. Вероятно, он исходил из того, что вневедомственная организация сможет полноценно изучать и пропагандировать наследие Рерихов, в иных случаях оно обречено на запасники и исследования от случая к случаю.

Конечно, момент передачи наследия очень деликатен, тем более когда речь идет о таком наследии. Следовало бы ждать дальнейших встречных шагов со стороны Святослава Николаевича, но, к сожалению, торопливость и тут дала о себе знать.