Олег Радзинский - Суринам

Место, куда привела его Дилли, пахло больницей: кафельные полы, вымытые раствором хлорки, окна, затянутые москитными сетками, и металлические тележки с лотками, покрытыми чем-то белым. Тележки стояли вдоль стен коридора, который оканчивался белой дверью.

Слева у двери гудел холодильник.

Дилли открыла белую дверь, и перед ними— как обещание — был полукруг большой комнаты со светло-зелёными стенами. Комната заманивала внутрь и казалась ещё больше от своей пустоты. В центре стоял длинный узкий металлический стол на колесиках, одинокий в этом полукруглом пространстве. На столе лежал маленький индейский мальчик, которого они вчера привезли. Он был мёртвый.

Илья остановился, не решаясь войти. Он не любил мёртвых. Он не хотел быть в одной комнате с этим мёртвым мальчиком. Илья подумал уйти. Но голос Алонсо уже позвал его внутрь, и Илья ступил в комнату. Он понял, что был в операционной.

Под потолком — над столом, где лежал ребёнок, — висели три больших прожектора. Они были выключены — и так светло. Вдоль стен стояли белые металлические шкафы. Рядом с операционным столом была железная тележка, тоже на колёсах; на ней стоял какой-то аппарат с проводами, похожий на кардиограф. Аппарат не был никуда подключён.

У одного из шкафов — похожая на голое дерево — тянулась вверх высокая металлическая стойка с двумя рожками. На одном из рожков висела пустая пластиковая ёмкость с прозрачным проводом — капельница. Рядом на полу сидел отец мальчика, индеец с высохшим лицом. Он был одет в зелёную хирургическую форму. Он был босой.

Илья не сразу увидел Алонсо: тот работал в углу, рядом с длинной металлической полкой вдоль стены. Перед ним стояла высокая рама буквой «П». К верхней перекладине рамы на кожаных лямках была подвешена старая голая индианка. Её туловище было туго обмотано белым бинтом. Она стонала.

Илья видел такие рамы на картинах про инквизицию. Он не сразу понял, что происходит. Затем Илья разглядел длинное корыто с водой, куда Алонсо клал развёрнутые мотки гипса. Он ждал, пока они намокнут, а затем оборачивал ими туловище женщины. У него была ступенька, если надо подняться повыше.

Алонсо поздоровался и кивком позвал Илью подойти поближе. Илья подошёл. Женщина была старая, со сморщенной коричневой кожей красноватого оттенка. Она была в сознании и глухо стонала откуда-то из живота. Алонсо не реагировал на её стоны; он был занят гипсом.

Дверь открылась, и в операционную заглянул молодой индеец в белом больничном комбинезоне. У него вдоль щеки шёл длинный шрам, будто кто-то пытался прорезать ему второй рот. Он спросил Алонсо что-то на аравак, но тот лишь покачал головой. Алонсо кивнул на Илью. Индеец закрыл дверь. Он был какой-то невесёлый.

— Выспались? — Алонсо закрепил очередную гипсовую ленту под высохшими мешочками женских грудей. Он отступил на шаг и осмотрел свою работу. Старуха застонала, и Алонсо вынул из эмалированного корыта очередной размокший круг гипса и стал его раскатывать на железной полке рядом с рамой. — Поможете мне? Я отпустил Геральта в перевязочную, так что мне нужна помощь.

Илья кивнул. Он никогда никого не гипсовал.

— Вы мокрый, — сказал Алонсо. — Вы купались в реке.

Илья снова кивнул: что тут скажешь?

Старуха пыталась поудобнее устроиться на лямках и начала двигать узловатыми ногами, словно ступая по воздуху. Алонсо коротко прикрикнул на неё, и она затихла, лишь всхлипывая от боли, будто икала. Алонсо засмеялся и погрозил ей пальцем. Он повернулся к Илье.

— Переоденьтесь. — Алонсо показал белой от гипсовой пудры рукой на один из шкафов. — Там.

Илья нашёл в шкафу аккуратно сложенные комплекты белых и зелёных врачебных форм: широкие, нелепо скроенные штаны и робу с вырезом на груди. Он подумал и снял мокрые шорты прямо здесь, где уже и так было двое голых — маленький мёртвый мальчик на операционном столе и живая старуха, подвешенная на раме. Было нелепо куда-то идти переодеваться.

Илья выбрал зелёный комплект: он помнил, что такие носят хирурги. Он решил выглядеть как хирург. Он вымыл руки щиплющим кожу раствором над стальной раковиной в углу. Илья пытался не смотреть на мальчика на столе. Он хотел быть поближе к живым.

Алонсо показал ему, что делать. Илья должен был сменить воду в корыте и затем класть туда мотки гипса. Новый моток нужно было разворачивать в воде сразу, как только вынимали предыдущий: Алонсо не мог терять на это время — гипс быстро твердел. Затем Алонсо показал Илье, как проверять готовность гипса.

Илья много кивал.

— А что с этой женщиной? — спросил Илья.

Он подал стоящему на ступеньке Алонсо развёрнутую, разглаженную ленту гипса. — Что с ней?

— Ничего особенного, — сказал Алонсо. Он был занят. — Компрессионный перелом, четыре позвонка. Четвёртый, пятый, седьмой, восьмой. Грудной отдел.

— Её только что привезли? — Илья проверил готовность гипса в корыте; было рано.

— Только что? — удивился Алонсо. Он рассмеялся. — Я бы тогда её сейчас не гипсовал. Нет, она пролежала у меня три недели на вытяжке, а теперь должна вернуться домой. Было бы правильно подержать её на вытяжке ещё, но она должна вернуться домой. Поэтому я делаю ей гипсовый корсет. Да, девочка?

Алонсо засмеялся и подмигнул старухе. Та заплакала, без слёз, одним горлом. Илья старался на неё не смотреть. Он смотрел в корыто, где намокал гипс. Он не знал, о чём говорить с Алонсо. Тот был мужем его женщины. Алонсо всё о них знал. С самого начала.

— А как она сломала спину? — услышал себя Илья. Он не понял, откуда у него взялся этот вопрос. Будто спросил кто-то другой.

— Упала с дерева. — Алонсо был недоволен, как гипс лёг на верхние рёбра старухи. Он её что-то спросил. Та тут же перестала плакать и ответила, тыкая худыми руками себя в тело. У неё был неожиданно молодой переливчатый голос. Алонсо засунул свои ладони под гипсовую ленту на рёбрах и ослабил её, чтобы меньше давило.

— С дерева? — Илья посмотрел на старуху. Он не представлял, что она может залезть на дерево. Он был удивлён. Ему было по-настоящему интересно. — А зачем она туда полезла?

— Зачем полезла? — Алонсо на секунду остановился. — Не знаю. Я никогда её не спрашивал. Я только знаю, как она упала: судя по перелому, она приземлилась на копчик. Я не знаю, что она делала на дереве.

Он спросил индианку на аравак. Та ответила короткой фразой, высоким молодым голосом. Она говорила как молодая и плакала как старуха. Она пыталась поправить лямки, на которых висела. Было видно, что ей больно.

— Она пряталась, — пояснил Алонсо. Он взял у Ильи новую гипсовую ленту и задумался, словно не зная, что с ней делать. — Она залезла на дерево, чтобы спрятаться.

— От кого?

Алонсо пожал плечами: он не знал. Ему это было неинтересно. Он наложил очередную ленту гипса, словно завёртывал старуху, как подарок, в обёрточную бумагу. Старуха снова застонала глухим плачем без слёз.