Андрей Буровский - Необъяснимые явления. Это было на самом деле

Кое-что из происходившего на Дружинихе «железорудное тело» делает более понятным: изменения психологического состояния людей, увеличение масштабов обычной и привычной бабьей стервозности, возможные галлюцинации.

Но к числу галлюцинаций никак не отнесешь то, что видят и слышат одновременно двое или трое. Ни огоньки, ни музыка, ни звуки шагов – никакие не галлюцинации. Чем вызваны эти явления, я знаю так же мало, как и двадцать пять лет назад. Собственно говоря, дело ученого сделано: исследование проведено, результаты получены – уж какие могли быть, те и получены. Никак не моя вина, что обнаруженное «железорудное тело» никак не объясняет ни музыки, ни огоньков, ни странных звуков, которые раздаются в этом месте по ночам.

Дело сделано, к изучению Дружинихи я вряд ли когда-нибудь вернусь.

В 1987 году копали возле деревни Береговая Подъемная Большемуртинского района. Там было огромное поселение бронзового века, площадью десятки тысяч квадратных метров. В XVIII русские основали деревню прямо на территории древнего поселения: всем нравилось сухое удобное место над тихой речкой, над поймой огромного Енисея. Русская деревня разрасталась, все чаще прямо над культурным слоем бронзового века времен скифов образовывался слой современного или почти современного русского населения.

Но проблем с владельцами земли не возникало, потому что деревня уже лет семьдесят становилась все меньше и меньше. Ставили ее в месте красивом, здоровом для жизни и удобном, но при советской власти это все было не важно; гораздо важнее было, что до деревни ехать из райцентра далеко. Едешь из Большой Мурты девять километров и приезжаешь в Комаровку: она близко. Название очень верное, потому что стоит Комаровка в пойме реки, в сыром поганом месте, неудобном для ведения хозяйства и нездоровом для жизни. Но зато до Береговой Подъемной надо ехать еще шесть километров… Кроме того, Береговая Подъемная была центром Белого движения, и посудите сами – как же ее любить властям?!

Постепенно правление колхоза перенесли в Комарово; туда же, в центральную усадьбу, стали стекаться и люди, а Береговая Подъемная все умирала и умирала, делалась все меньше и меньше. В 1987 году жило в ней от силы четверть довоенного населения, среди них все больше старики.

Так что копали мы на месте, где дома стояли давно, до 1950-х годов. Потом жители их умерли, наследники жить в Береговой Подъемной не хотели; так что дома разобрали для каких-то колхозных нужд, никто больше не засевал картофельные поля, не возделывал огороды; на месте большой части деревни образовался большущий пустырь.

Чтобы дойти до слоя бронзового века, нам приходилось копать фундаменты, надворные постройки и кухонные остатки русских XIX и XX веков. Различать слой XIX и XX веков оказывалось трудно, потому что и в ХХ веке жили в домах, построенных и сто, и сто пятьдесят лет назад. Различается посуда в хозяйственных ямах, куда сбрасывали битые тарелки, чашки и кружки, а дома, сараи и коровники чаще всего оставались те же самые. Если сарай даже строили на другом месте, то ведь не было в нем никаких отличий от другого сарая, построенного на сто лет раньше.

Приходили местные, с большим юмором воспринимали наше занятие. «Большие дяди, а играют в песочек», – порой читалось на их лицах. Один пожилой дядька стал требовать с экспедиции «бутылку» за то, что мы копаем усадьбу его бабушки.

– Тут вот она жила! – уверенно говорил он, тыкая пальцем в темное пятно мешаной земли, обозначавшее место, где стоял раньше дом.

– Если вы наследник, почему тут не живете?

– Я в Красноярске, на автозаводе работаю…

В результате мы стали называть этот слой русской деревни «бабушкиным слоем» – на мой взгляд, довольно точно.

Жили мы в доме прямо посреди деревни, и как-то девушки вбежали в этот дом очень уж поспешно. Я сразу решил, за ними гонится какой-нибудь любвеобильный комбайнер… но, оказалось, они гуляли «за раскоп» и никого по дороге не встречали. Только от обрыва к речке шел какой-то «серый человек»; почему-то при виде этого «серого» они очень испугались и захотели убежать побыстрее. Чем он их напугал? Ничем… Он просто шел себе и шел. Чего же они так кинулись сразу домой? Ах, они сами не знают… Им просто очень неприятно было там находиться, и все.

Вроде бы, инцидент исчерпан, совсем неважно – мало ли кто мог там идти?

Но и назавтра «серый человек» уходил от обрыва к реке. Кто такой?! Никто не знает. Кто его видел?! Только те, кто вечером ходил «за раскоп», за околицу деревни. В самой Береговой Подъемной его отродясь никто не видел.

Так в самой экспедиции прогулки «за раскоп» в ту сторону деревни стали несколько непопулярны. Благо, ходить можно было ведь и в совсем другую сторону, за слияние рек Верхняя и Нижняя Подъемная, в сенокосные душистые луга.

Я сам решил прогуляться туда и посмотреть, что же происходит на раскопе? Стоял типичный для сибирского августа вечер – темно-прозрачный, ветреный, прохладный. Низкие тучи то закрывали луну, то пропускали новую порцию серебристого загадочного света. С высоты террасы открывался вид на реку, на луга за рекой. Видно было хорошо, но нечетко, и главное – временами лунный свет почти исчезал, наваливалась прямо-таки угольная темнота. То все видно на километры, а то не видно ничего и в двух шагах.

До сих пор не могу поклясться, что видел этого идущего к реке человека. Вроде бы один момент очень четко был заметен серо-прозрачный силуэт, сквозь который отсвечивали прибрежные кусты. Действительно, навалилось вдруг чувство неуверенности, страха, какой-то иррациональной незащищенности; захотелось оказаться подальше от обрыва, деревни, вообще от всех этих мест. Тут же тучи закрыли луну; так быстро, что я не успел убедиться, не мерещится ли. Через полминуты опять полился лунный свет, но у реки ничего не было видно.

Назавтра здесь же, на «непопулярном» месте, мы сделали интересное и странное открытие: похоже, что от «бабушкиного» дома уходил в сторону обрыва какой-то отдельный проход… Дом как бы продолжался в ту сторону узкой, не шире метра, полосой. Зачем?! Тут как раз опять настала суббота, приехал внучек, трудившийся на автозаводе.

– Вот вы говорите, что это бабушкина усадьба… А тогда я у вас спрошу: не знаете, что это за странный выход к обрыву?

– Это не выход… Это схорон.

– Схорон?!

– А что вы удивляетесь?! Схорон. Там кулак один прятался…

Тут пожилой «внук» назвал имя и фамилию. Я их приводить не буду, потому что потомки этого человека вполне могут и сейчас жить в Красноярске, а они не просили меня рассказывать их семейную историю. Назовем его… Ну, скажем, Федоров.

– От кого ж он прятался, не знаете?