Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Не было человека счастливей меня, когда, вернувшись через три дня в Люксембург на «континент», я увидел, как подъехал Марио в минивэне с нормальными сиденьями. Я готов был его расцеловать.

Юджи потащил нас дальше в Италию, на побережье Амальфи, где, по его словам, он искал себе место «постоянной дислокации». Он продолжал говорить об уходе, приводя в пример слонов, самостоятельно выбирающих место своей смерти, однако создавалось впечатление, что ему просто нужен был предлог, чтобы не сидеть на месте. Многие годы он не уставал повторять, что для него остановка означает смерть. Кто-то из друзей рассказал о том, что к югу от Генуи есть замечательное местечко, и мы поехали посмотреть его. На одной из продуваемых ветром, идущих вдоль моря прибрежных дорог, во время остановки, я открыл дверь новёхонькой «Вольво» и случайно стукнул её о каменный парковочный столб так, что осталась вмятина. Водитель почти не отреагировал. В тот же день мы вернулись в Гштаад. Поскольку мы постоянно перемещались с места на место, Юджи предложил, чтобы мы, дешёвые американцы, взяли себе в аренду отдельную машину.

Европейцы возили нас на своих машинах большую часть времени, что, естественно, было достаточно затратно, даже если мы участвовали в оплате бензина. Юджи часто не разрешал «помогать» им, как он это называл, вынуждая водителя нести все издержки самому. Я всегда помнил о том, что я путешествую за чей-то счёт, — надо сказать, не очень приятное чувство.

Таким образом, наша троица американцев — мистер Калифорния, принцесса Йогиня и мистер Бешеный (то есть я) — взяли напрокат маленький красный «Фиат». Мы даже не успели выехать из гаража в Комо, как начали пререкаться с Йогиней по поводу моего умения водить машину. Мистер Калифорния беспокойно ёрзал на заднем сиденье. На тот момент он варился в мыслях о двусмысленности поведения Йогини и милом романтичном разговоре с девушкой из Германии, которая не слишком лестно отозвалась о её балетных навыках. Сестри-Леванте — это небольшой солнечный прибрежный городок, устроившийся в скалах вдоль Средиземного моря. Прибрежные дороги — это сплошные спуски и подъёмы с противными крутыми изгибами, бросающие вызов моему небольшому водительскому опыту езды на машине с ручным переключением скоростей. Но вид был таким красивым, что просто дух захватывало. Как только мы приехали и устроились в небольших апартаментах, где закатные лучи утопающего в море солнца нежили нас своим мягким светом, Юджи тут же захотелось поехать куда-нибудь дальше.

— Что мы делаем в этом месте! Давайте же! Я хочу куда-нибудь поехать!

В это время года в городе было малолюдно. Большинство из нас занимали апартаменты на четверых человек с видом на море с различной высоты. Мы с Калифорнийцем жили в одном номере, а Йогиня с Немкой в другом — по соседству. В такую идиотскую ситуацию мы попали потому, что не хотели делать наши отношения достоянием гласности и, соответственно, попасть под прицельный огонь Юджи. Минус этой стратегии был в том, что он всё равно всё знал, а мы только делали себя несчастными в попытках скрыть правду. Я был равно виновен в сложившейся безумной ситуации. Мои чувства были глубоко противоречивы: с одной стороны, у меня не было ни малейшей заинтересованности в том, чтобы довести отношения до логического завершения, а с другой стороны, физическое желание моего тела было таким сильным, что я просто разрывался на части. Знание того, что эти процессы никак мной не управляются, погружало меня в состояние полного отчаяния. Я знал, что в этом Юджи мне помочь не может. Я то хотел её, то не хотел, но в одном был уверен точно: я не хотел, чтобы кто-нибудь ещё хотел её. Ни одна из этих «хотелок» никогда не была удовлетворена. Неудивительно, что мне нравилась роль шута — этим методом при подобных обстоятельствах я пользовался с детства.

Пару слов о моих взаимоотношениях. С того самого момента, когда мне впервые захотелось секса с женщиной, для меня было очевидно, что желания жениться у меня нет. Я был как тот одержимый: влюблялся и зацикливался на женщине до тех пор, пока она не становилась моей, после этого разворачивался и шёл в другую сторону. Для меня всегда трава в чужом огороде была зеленее. Понимание того, что дела обстоят именно так и ничего здорового в этом нет, ситуацию не облегчало. Я влюблялся, но чувство любви никак не влияло на моё нежелание жениться. Я до сих пор не знаю, почему так. Я объяснял себе это тысячами разных способов, но до сути проблемы так и не смог докопаться — дурацкая ситуация.

Даже просветлённый человек, если такое бывает в принципе, не мог мне в этом помочь. Моё шутовское поведение в присутствии Юджи было криком отчаяния и способом скрыть свои мучения. Он помогал мне своими постоянными побоями. Разделения не было: я сам бил себя постоянно, а ему просто случалось быть поблизости.

При этом я понимал свою удачу быть рядом с таким человеком, как Юджи — огромной силой, явлением природы, чем-то таким, что никак нельзя профукать, особенно если обстоятельства дали тебе возможность не только найти его, но и проводить с ним время. Найдя его однажды, я ни за что не хотел его упустить, я хотел оставаться с ним рядом во что бы то ни стало. Через какие бы тернии я ни проходил, я точно знал, что у меня просто не было выбора, этот вопрос даже не обсуждался.

Более того, теперь, когда он становился заметно слабее, он явно пользовался мной для физической поддержки. Оглядываясь назад, я понимаю, что его внимание помогало мне несказанно: оно было тем, что отвлекало меня от моих собственных болезненных переживаний. Если он был прав, и эмоции были тем же, что и мысли, значит, я просто принимал лекарство в его лице.

Однажды, возвращаясь домой на машине из долгой поездки, мы ждали, пока поменяется свет на светофоре перед старым узким однополосным тоннелем. Я пинал куски земли и, дурачась, топал по выветренному утёсу над морским прибоем, чувствуя себя фурией после многочасового заточения в машине вместе с другими довольными туристами. Народ нервничал, кто-то говорил мне, чтобы я не подходил близко к краю. Вдруг неожиданно Юджи вылез из машины и появился передо мной: лицо его озаряла широкая улыбка, а в серых глазах отражалось знакомое «ликование безумства». В небе висели оставшиеся после шторма рваные клочья облаков. Дующий с моря ветер развевал седые волосы Юджи, заставляя их трепетать вокруг головы, словно языки пламени, открывающие его огромные слоновьи уши. Он озорно засмеялся, словно подстрекая меня продолжать. Из всех стоящих вокруг его лицо было единственным, на котором не было ни малейшего признака страха. Он «толкнул» меня через деревянный заборчик. Вечером он провозгласил, что «сбросил меня в море».