Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Это не был сознательный выбор в пользу целибата. Он сказал, что измена заставила его осознать тот факт, что невозможно использовать секс для удовольствия, не используя при этом другое человеческое существо.

«Даже если другая сторона — испытывающая желания жертва, факт остаётся фактом: тебе приходится использовать другого человека. Я просто отказался».

Это убеждение подтверждалось тем, как он отказывался продавать себя в любых других областях. Эти подробности кажутся такими простыми, но когда ты наблюдаешь человека, который каждый день живёт так, как говорит, ты понимаешь, что имеешь дело с чем-то исключительным. Он часто повторял, что двумя основными функциями организма являются выживание и воспроизводство — «траханье», как он это называл, — так что ошибки в понимании здесь быть не может. Тогда что это за состояние для человека, который больше не воспроизводит, для которого стремление к этому навсегда исчезло? Понятия не имею, но по сравнению с обычным морализмом, существующим вокруг темы секса в религиях, его история более чем необычна. Для него конец сексуальной жизни был началом конца его самого. Иногда находиться рядом с таким человеком казалось очень странным, вы словно существовали в параллельных вселенных.

В тот день прибой шумел сильнее обычного. Пожилые дамы плавали в волнах топлес — видимо, это были те же дамы, которые в 1960-х годах впервые шокировали публику, обнажив свои прекрасные юные тела. Сейчас на них никто не смотрел.

Гречанка, познакомившаяся с Юджи и с Джидду Кришнамурти в одно и то же время много лет назад, сейчас путешествовала с нами. Всё в ней: и её тело, и детская внешность, и лёгкость, с которой она впархивала в комнату и исчезала, напоминало бабочку. «Всёё хорошо, ничего страааашного, я бууууду примеееерно через поооолчасаааа». Юджи постоянно грозился, что мы уедем без неё, но каким-то образом она всегда умудрялась появиться вовремя. «Она очень независима», — говорил о ней Юджи, если она вдруг почему-то отсутствовала, но когда она пела, он лучился теплом и детской радостью. Она исполняла греческую песню со ставшим хитом прилипчивым припевом, который Юджи просил меня изобразить или спеть, когда хотел повеселиться.

Юджи читал отрывки из новой биографии. Рассказывая о годах, предшествовавших «катастрофе», индийский писатель описывал мельчайшие детали его семейной жизни… «Юджи отличался от всех, его образ жизни был очень странным…»

Кто-то спросил: «А в чём была странность?» — «Я никогда больше не хотел заниматься с ней сексом, я не хотел, чтобы она была рядом».

Я пытался собрать воедино биты информации и склеить разбившуюся на отдельные кусочки историю. Осколков было слишком много. Я не мог найти причину, приведшую его к случившемуся. Он постоянно был занят чтением своей биографии, как будто даже он пытался восстановить целую картину, правда, не подбирая фрагменты и не задумываясь о их смысле.

— Это как с Шалтаем-Болтаем. Части никогда не становятся на своё место.

Для него история закончилась. Чтение вслух было всего лишь созданием шума.

Мы с Йогиней каждый день выходили в семь утра, чтобы пройти несколько кварталов до его квартиры пешком. В рассветном розовом свете полыхающие яркие кустарники по сторонам дорожки наполняли улицу ароматом. Вскоре мы оказывались в лобби из мрамора и металла, где на полпути к лестнице красовалась статуя обнажённой девушки в классическом греческом стиле. Мраморные полы напоминали мне об Индии. Мы поднимались к нему на лифте и по мере приближения начинали слышать становящийся всё более громким звук его голоса. Он рассказывал о своём друге, на которого неожиданно свалилось наследство. Из коридора был слышен его крик:

— Сколько денег он получил от той суки, которую убил?

Соседи быстро спрятались в своих норках и закрыли двери на замок.

Когда бы мы ни пришли, он всегда был занят делом.

— Те, кто серьёзно практиковал садхану, не могут от меня просто отмахнуться. Они сидят у моих ног!

Он рассказал историю о своём друге, который после многих лет совместных с ним и Валентиной путешествий, ухаживания за Валентиной во время её болезни, подошёл к нему и сказал:

— Юджи, я думаю, пришла пора мне уйти.

Без долгих раздумий Юджи полез в свой карман:

— Вот две тысячи долларов, вон машина, пока! Иди!

Его друг был в шоке. Вероятно, он надеялся на какое-то обсуждение вопроса. Давая обратный ход, он произнёс:

— Я могу остаться и помочь…

Но было слишком поздно.

— Твоя помощь мне не нужна.

Если я считал себя незаменимым, мне стоило подумать об этом ещё раз.

«Желание постоянства в любой сфере жизни — причина человеческих страданий!» — говорил он, не исключая также нашего желания быть рядом с ним.

Он нашёл в ссылках цитату из Ошо: «Если вы не утверждены в своём росте, Юджи Кришнамурти может разрушить вас окончательно». Когда он её зачитывал, в его голосе послышалось привычное предупреждение. Затем, взглянув на меня, он добавил:

— Мы с тобой во всём одинаковые, кроме одного…

Он воткнул лезвие немного глубже.

— Я — везунчик, а ты нет.

Подобно острейшему самурайскому мечу, он делал разрез настолько изящно, что я даже не замечал этого. Мои вырезанные внутренности упали с глухим стуком, кровь забила фонтаном. Он был настолько же порочен, насколько порочны были мои чувства по отношению к Йогине, и он плевался ядом с такой точностью, что мне до него было далеко. Я точно так же исходил ядом, общаясь с Йогиней, я ничего не мог с этим поделать, мной рулило желание воспроизводства.

В ранних записях с ним где-то было: «Думаете, хиппи такой миролюбивый. А вы попробуйте забрать его гитару! Он вас отметелит!»

Если бы я ушёл, я стал бы ещё одной историей в его арсенале, а кто-нибудь другой встал бы на моё место. Приходилось постоянно помнить о том, что в его словах и поведении не было ничего личного. Он не раз сильно ссорился со своими самыми ярыми поклонниками и близкими друзьями — некоторые из них уходили и не возвращались. Но тех, кто возвращался, он встречал милой улыбкой, кроткий, как ягнёнок. Я знал, что области жизни, подвергавшиеся его нападениям, были у меня проблемными, и он был единственным, кто мог сказать мне это прямо в лицо без колебаний.

В тот вечер огненно-рыжие сумерки поблёкли, когда свет мерцающего моря высветил узор на занавесках, висевших на окнах позади него. Свечение окутало кресло, в котором он сидел, положив руки на колени, аккуратно поставив ноги рядышком на полу и прикрыв глаза. Он не спал. Комната была наполнена удивительной совершенной тишиной. Я находился с ним в одном пространстве и у меня возникло неудержимое желание запечатлеть всё, что я ощущал. Я писал и писал, но ничто не могло вместить эту тишину. Не то, не то, не то… Мраморный пол и белые стены отбрасывали мягкий свет на публику, состоявшую из пяти человек: двое на диване, двое в креслах и я, строчащий эти строчки в задней части комнаты. Мы ждали возвращения женщины из Венгрии, уехавшей в Милан за визой. Шум дороги за окном внизу смешивался со звуком прибоя и гулом электронагревателя, дующего в ноги Юджи и создающего ощущение мягкого покачивания его кресла.