Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

На следующий день я набросал несколько вариантов ухода из жизни:

1. Многократное нанесение ударов в шею швейцарским армейским ножом.

2. Повешение в дверях на ремне.

3. Повешение на перекладине в шале.

4. Нырок головой вниз с высокого водопада на камни.

5. Цианистый калий.

6. Пистолет в рот.

7. Обезглавливание при помощи устройства моментальной смерти Руби Голдберга.

8. Въезд в стену на высокой скорости.

9. Шаг навстречу несущемуся грузовику. (Много грязи, участие невиновной стороны.)

10. Смерть от голода. (Плюсы: мистические видения. Минусы: слишком долго.)

А между тем я понял, что, совершенно не думая о себе и таская его по комнате, я нанёс урон своему здоровью. Моё яичко опухло, и я немедленно поставил себе диагноз: «рак яичка». Несомненно, это был самый желаемый прогноз, который, впрочем, не мешал мне горько себя оплакивать. Разве могло со мной быть по-другому? Ланс Армстронг вот-вот должен был выиграть «Тур де Франс» в седьмой раз, и его борьба с болезнью «посеяла во мне зерно» (простите). Однако между нами была разница. У Ланса имелась медицинская страховка, которой не было у меня. Я представлял, как буду умирать медленной мучительной смертью в каком-нибудь богом забытом Орегоне без страховки. Почему именно в Орегоне? Не знаю. Наверное, северо-западная территория была последним прибежищем моей фантазии, поскольку я там никогда не был. В этот раз он меня действительно поймал. За яйца. Что мне было делать?

Самое плохое, что я не мог отделаться от постоянного потока направленных на него гневных мыслей, я не мог справиться со смесью обиды, благодарности и зависти — да, я завидовал его способности справляться с собственным физическим телом. Я говорил себе: «Он бы никогда не подставил себя под удар и не причинил себе вред», и чувствовал себя ещё более глупо. Когда начались дальние поездки, вибрация машины и длительное сидение за рулём действительно вызывали сильную боль. Но разве мог я сказать ему об этом? Я был слишком горд и слишком смущён. Я продолжал страдать, переживая ещё одно вселенское доказательство собственной никчёмности и невозможность как-то это изменить. Как я мог сказать людям, что у меня от поездок болят яйца? Казалось, именно тогда, когда моё унижение было максимальным, под ним оказывался ещё один слой, с ухмылкой поджидавший в засаде.

«Описание этого состояния очень опасная вещь, потому что вы пытаетесь связать это с тем, как вы функционируете».

День 31 августа был наполнен суетой, поскольку Юджи решил избавиться от половины народа. Лето закончилось, и он гнал всех от себя. Я упаковал вещи на бешеной скорости, поскольку перепутал даты, и вместо суток у меня в распоряжении оказался всего один час. Я помог Израильтянину собрать палатку, посадил его на поезд, побежал назад за своими вещами, на обратном пути выкинул на помойку чемодан с дополнительной одеждой, захватил с собой ещё одного человека в «Кабане» и отправился к Юджи. Нам нужно было ещё посадить одну пару на поезд в Шпице и потом можно было отправляться в Кёльн.

Во время утреннего кофе в кемпе Фрайбурга Юджи решил, что женщина из Венгрии должна арендовать машину. Она так и сделала, и Немка отвезла её на арендованной машине в Кёльн. Преподобный надеялся, что Юджи захочет использовать его машину: тогда бы он отвёз его на север, а сам на следующий день вернулся в аэропорт Женевы. Однако Юджи избавил европейские магистрали от потенциального убийцы и отправил его с его молчаливой спутницей назад в Женеву.

Остальные поехали в Кёльн, где мы с Йогиней оказались в очередном противостоянии.

Ну что за?..

Той осенью наш цыганский табор изъездил Европу вдоль и поперёк. Мы ездили в Италию, возвращались в Гштаад, затем отправлялись снова во Фрайбург, меняли водителей и машины по несколько раз за поездку, доезжали до Кёльна и опять приезжали в Италию. Это были невыносимые поездки с короткими благостными перерывами. Он везде был на своём месте: и в придорожных кафе, и в дешёвых ресторанах, и в пятизвёздочных отелях. Планы то и дело менялись, один ужин сменялся другим, кто-то платил за еду, кого-то он постоянно поддразнивал. Во время движения мы изводили друг друга своими невротическими реакциями по любому поводу. Мы рассказывали истории из своей жизни, рассказывали истории о нём, плавая в особенном прозрачном пространстве, что, как шлейф, сопровождало его повсюду. Мы ездили туда-сюда по Альпам, пересекали Францию или Италию вплоть до Шварцвальда, нас можно было видеть на швейцарских, итальянских, немецких магистралях. Дошло до того, что мы могли определить страну по особенностям её дорог и еды в ресторанах. Лучший кофе делали в Италии, худший — во Франции. Самые удобные дороги были в Швейцарии, самые быстрые — в Германии. Виды и пейзажи были потрясающими везде, но мы настолько к ним привыкли, что практически их не замечали.

Во время этих сентябрьских поездок, пока мы мотались между югом Франции и Италией, выяснились некоторые факты его биографии, связанные с жизнью в Ментоне, городе на Средиземном море, где они с Валентиной останавливались в 1960-е. Юджи не уставал повторять, что туда любили приезжать художники. Те дни давно миновали. А сейчас Юджи хотел проверить, как идут дела в строительстве его новой «пещеры» в Италии. С этой целью мы отправились на Средиземноморье в Валлекрозию — город, расположенный недалеко от французской границы. Втиснувшись машинами на подъездную дорогу к дому, мы увидели приветствовавшую нас Люсию с широкой улыбкой на лице и кистью в руке, занятую руководством работниками. Маляры клали последние мазки краски на «пещеру Юджи». Перед нашим взором предстала неожиданная, но от того не менее прекрасная картина: похожая на теплицу постройка со спальней в одном конце и кухней в другом, примыкавшая к главной вилле. Окна, шедшие вдоль передней стены, были надёжно задёрнуты тёмно-бардовыми шторами. Освещение было великолепным. Юджи вошёл, сел на своё место на диване рядом со мной и сказал с усмешкой: «Это не пещера, это — дворец».

Люсия села у его ног, обхватив колени, как девочка перед рождественской ёлкой. Больше всего его интересовало, как работало отопление. С двумя огромными батареями от пола до потолка на каждой стороне комнаты и маленькой плитой в придачу всё было отлично. Тепло от батарей плюс солнечные лучи, беспрепятственно проникавшие сквозь стеклянную крышу, через пять минут превратили комнату в жаровню. Вскоре стало ясно, что осталась лишь одна проблема — пары краски, которые были настолько интенсивными, что выгнали большинство людей в сад.

Он не обращал внимания на наши жалобы из-за запаха краски, но ему мешала влажность: «Я не могу здесь оставаться, слишком сыро!»