Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Был ещё как-то случай, тоже во время одевания, когда он сидел на кровати, а я подавал ему его брюки: неожиданно он указал пальцем на кого-то невидимого за моей спиной и обвиняюще, со злостью произнёс: «Негодяи! Грязные негодяи!»

Я ничего не сказал. Он разговаривал с кем-то слева от меня, точно показывая в то место. Понятия не имею, что это было, поскольку в комнате, кроме нас, никого не было — насколько я мог видеть. Не знаю, видел ли он кого-либо или разговаривал сам с собой. В то утро я при всех спросил его о случившемся. Он сказал, что, наверное, ругался на кого-то, кто ехал по дороге. Я был уверен, что это было не так. Поэтому, когда он заметил, что некоторые вещи видеть невозможно, он словно восстановил баланс:

— То, что ты не видишь их, ещё не означает, что их там нет. Кого нет? Он ничего не подтвердил и ни от чего не отказался — думай что хочешь. Примерно так же на его вопрос ответил Джидду Кришнамурти, когда Юджи спросил его:

— А как насчёт существования Учителей? Старик ответил:

— Если я скажу что-либо по этому поводу, это будет использовано как авторитетное утверждение.

Юджи явно научился некоторым фокусам у Джидду Кришнамурти.

Люди часто замечали, что во время поездок он указывал на что-то невидимое, присутствовавшее в машине. Таких историй было великое множество. Нью-йоркерша однажды рассказала мне, как они ехали по мосту Золотые Ворота в Сан-Франциско, и он неожиданно спросил её небрежно:

— Ты чувствуешь это?

— Что, Юджи?

— На заднем сиденье кто-то есть.

Она посмотрела в зеркало заднего вида — сзади никого не было. У неё по коже побежали мурашки. Некоторое время спустя он сказал:

— Исчезло.

Позже кто-то рассказал мне, что мост был излюбленным местом самоубийц.

«Для меня вопрос сомнения в моих действиях до и после их совершения закрыт».

К пяти часам утра он одевался, съедал свой завтрак и просил меня открыть дверь и раздвинуть шторы, чтобы люди знали, что можно приходить. Его магазин открывался примерно за час до того, как появлялся кто-нибудь из посетителей. Пока никого не было, мы обычно сидели молча. Я делал записи или дремал на диване. И хотя иногда я слышал, как мечется мой ум, я напоминал себе, что безумная суматоха мыслей ничто по сравнению с интенсивностью, в которой жил он. Я никогда не чувствовал, чтобы он меня как-то оценивал. Сидеть с ним рядом было всё равно что находиться в Гранд-Каньоне и слушать шум ветра, но даже в таком месте мысли не прекращались. У меня возникало ощущение, что он убеждает меня в том, что быть обременённым мыслями, над которыми у тебя нет никакого контроля, это совершенно нормально. Для таких людей не существует положительных или отрицательных мыслей — для них это всё тот же шум.

По мере улучшения состояния Юджи начал устраивать шоу, вставая самостоятельно и заставляя людей, переживавших, что он может снова упасть, нервничать. Однажды, когда меня в комнате не было, он изобразил небольшой «танец», стоя и шаркая ногами. В конце концов он начал ходить в ванную комнату самостоятельно — опять же, когда меня не было рядом. Вскоре он уже с нетерпением ждал новых встреч в «Кабане». Когда он смог нормально передвигаться по дому сам, его ежедневный распорядок вернулся в своё русло без моей помощи. Через некоторое время у меня, естественно, возник вопрос, как долго мне нужно было ещё оставаться. Я ждал, что он что-нибудь скажет по этому поводу, но он молчал. Как-то утром, когда в комнате было всего пара человек, он сказал: «Я хочу посмотреть на лестницу». Мы наблюдали за тем, как он пошёл к двери, вышел и с минуту смотрел на ступеньки.

— Нет. Ещё нет. — Он вернулся назад в кресло.

Семнадцатого июля он проснулся, принял душ, оделся и позавтракал без моей помощи. Пришли люди, всё шло, как обычно, и неожиданно он произнёс:

— Я хочу убраться отсюда прямо сейчас!

Он пошёл к двери, вышел и снова посмотрел на лестницу. Когда я сделал движение по направлению к нему, чтобы помочь, он прорычал на меня:

— Нет, сэр. Мне не нужна ваша помощь! Вы думаете, мне нужна ваша помощь?

После небольшой паузы он схватился за перила и потихоньку пошёл вверх шаг за шагом. Добравшись до верха лестницы, он сделал небольшой притоп ногами и торжествующе улыбнулся. Народ радовался за него и подбадривал.

Затем он забрался в роскошный «Пежо 607», неделями простаивавший без дела. Рэй, стараясь быть максимально осторожным, мягко закрыл дверцу автомобиля, и… стекло бокового окна автоматически поднялось вверх, прищемив пальцы Юджи.

— Ой, пальцы! — сказал он странным безучастным голосом, пока мы с ужасом наблюдали за этой сценой. Бедный Рэй судорожно начал шарить по салону машины в поисках чёртова пульта дистанционного управления, чтобы освободить пальцы Юджи от тисков механического стеклоподъёмника. К тому времени, когда стекло опустилось, пальцы его стали чёрно-синими. Конечно, он не волновался о них: он тут же растворил всякое чувство вины, потребовав по тысяче швейцарских франков за каждый пострадавший палец. Рэй никак не мог прийти в себя, но всю оставшуюся часть лета Юджи гордо держал руку пальцами вверх, как напоминание и пример того, что они заживали гораздо быстрее, чем предсказывали эти «идиоты доктора». Он любил настаивать на том, чего нет, до тех пор, пока все с ним не соглашались.

Позже кто-то рассказал мне историю, случившуюся с Анандамайи Ма. Один из её учеников спросил, что будет, если она вдруг уронит уголёк на ногу, — такой нечувствительной к собственному телу она казалась. Когда он отвернулся, она бросила уголёк себе на ногу и просто стояла и смотрела на него, словно удивляясь сама себе. Только когда ученик снова повернулся к ней и увидел, что нога дымится, она сбросила уголёк и засмеялась. Им потом пришлось перевязывать её рану.

«Я говорю вам, что вы более уникальны и неповторимы, чем все эти святые и спасители человечества, вместе взятые».

Как-то раз перед обедом он объяснял, насколько нерелигиозным человеком он был. Фонтан энергии, бьющий из него ключом, более чем впечатлял, особенно если учесть его недавнее падение. Особенно сильно он чертыхался, обращаясь к Махешу и Преподобному. Начав с проклятий солнцу, сияющему над вершинами Альп у него за спиной, он добрался до истории религии. В тот день он неистовствовал больше, чем обычно.

— Я не религиозный ублюдок! Это они грязные ублюдки, они говорят, что людям нужно делать, как себя вести. Результат всего этого дерьма — неэффективность. Погрешность! Ничтожные люди, это вы производите всех негодяев, всех духовных учителей! Вы — животное! Вы не можете жить как животное! Вы думаете, что вы не такие. В этом причина человеческого несчастья. Оставайтесь такими же несчастными и уничтожьте этот человеческий вид на планете. Он будет уничтожен! Нас с вами там не будет, чтобы сказать: «Я говорил тебе, ублюдок!» Это должно произойти. Мне даже делать ничего не нужно. Вы привели в действие такие жуткие вещи во имя Божие — этого несуществующего ублюдка, грязного ублюдка. Если вы, ребята, верите в этого Бога, вы думаете, он на вашей стороне? Хоть раз будьте честными! Ему следует быть на их стороне, а не на вашей и не на моей — на стороне тех грязных негодяев, что проповедуют всё это дерьмо в церквях, храмах и мечетях. Это не атеизм. Это не иконоборческий вздор. Нет места на планете для вашего религиозного дерьма. Вы до сих пор живы, потому что обладаете самым разрушительным оружием. Слава богу, существуют страны, способные смести Америку с лица земли, но вы не уйдёте просто так, вы унесёте с собой все формы жизни. Вот с какой ситуацией мы сегодня имеем дело. Все американцы должны быть уничтожены, а до этого должна исчезнуть вся Индия со всем своим индийским дерьмом! Это не моё пожелание. Это то, чего не миновать.