Дмитрий Соколов-Митрич - АнтиГрабовой. Кто «воскрешает» наших мертвых?

Тут, похоже, Г.П. Грабовой наконец наелся. Дипломопад резко пресекся. Упала последняя, чуть запоздалая капля.

2000.05.05. Свидетельство члена Клуба воздушных путешественников.

И вдруг на мгновение проглянуло лицо нормального человека, человека, воплотившего понятную, распространенную, милую, хрустальную детскую мечту — он стал членом Клуба воздушных путешественников. Это — настоящее. И университетский диплом — настоящее. А все, что между ними, ненастоящее, нефальшивое, но ненужное.

Продукт, который господин Грабовой агрессивно и весьма, пока и к сожалению, успешно продвигает на рынок, далеко не исчерпывается чудесами и знахарскими рецептами. Широковещательно объявляя о своей исторической миссии, он претендует на создание нового учения, дающего новую картину мироздания. Не довольствуясь ролью пророка и целителя, он подводит под свои деяния теоретическую базу новой науки, утверждает, что открыл новые «научные» принципы, которые позволили ему осуществить прорыв в более высокие сферы сознания.

«Учение» Грабового объединяет в себе религию, философию, науку и руководство к действию, поворачиваясь нужной гранью в зависимости от состава целевой аудитории. С другой стороны, каждый новый адепт может выбрать себе грань по вкусу, в зависимости от своих склонностей, потребностей и интеллектуального уровня. Подобные конструкции являются также весьма удобными для отражения критики, теологи записываются в разряд мракобесов, испокон веку не желающих признавать достижения науки, ученые обвиняются в неучете основополагающей роли Творца и догматической приверженности материалистическому мировоззрению, критики теоретических построений Грабового отбиваются ссылкой на незыблемое — «практика — критерий истины» — и томами актов о внедрении учения, скепсис в принципиальной возможности осуществления описанных чудес развеивается утверждением, что это доказано современной наукой.

Просмотрев написанный текст, автор заметил, что чаще всего в нем повторяются два слова — «новое» и «наука». Можно сказать, что эти слова отвечают пристрастиям самого автора, можно упрекнуть его в недостаточном cловарном запасе, но можно также заключить, что именно эти слова являются ключевыми, что, рассматривая и критикуя «учение» Грабового, нам следует сосредоточиться именно на них.

Итак, новое. Самым потрясающим воображение моментом учения и практики Грабового является воскрешение умерших. Оно привлекает наибольшее количество «верующих», оно явилось причиной поднявшегося сейчас шума в СМИ вокруг учения Грабового. При этом большинство как сторонников, так и противников нового Мессии уверены, что именно он впервые провозгласил эту идею, что именно в ней состоит Благая Весть, с которой он пришел на Землю, как Иисус в свое время возвестил будущее Царствие Небесное, так и Грабовой впервые открыл пути к этому Царствию и начал осуществлять его на Земле.

Когда автор, по производственной необходимости, принялся изучать творчество Грабового, в частности, его бестселлер «Воскрешение людей и вечная жизнь — отныне наша реальность!», то он, вчитываясь в знакомые пассажи, все ждал, когда же Грабовой упомянет о своем предшественнике, из трудов которого извлечены эти самые пассажи. Не упомянул. Странно. Все равно, как если бы В.И. Ленин не ссылался в своих писаниях на К. Маркса. Впрочем, по-человечески Грабового понять можно, благо-вестник по определению должен быть первым и не иметь предшественников.

Апостолы Грабового если и вспоминают о предшественнике, то как-то застенчиво, в ряду других, более известных широкой публике имен или, как В. Судаков, в конце книги, до которого редко кто добирается.

Беспристрастный Интернет в этом более справедлив. Наберите «воскрешение умерших», и компьютер немедленно выдает вам тысячи ссылок на Николая Федоровича Федорова, великого русского философа второй половины XIX века, московского Сократа. Даже если вы наберете «Грабовой», то и тут компьютер не преминет напомнить о Н.Ф. Федорове, это восторженные, продвинутые и не очень дальновидные последователи Грабового по простоте душевной радостно возвещают: «Началась практическая реализация идей Н.Ф. Федорова!»

Автор с глубочайшим почтением относится и к самому Н.Ф. Федорову, и к его «Философии общего дела». В этом он следует своему любимому Ф.М. Достоевскому, который мысли Федорова «прочел как бы за свои». И граф Л.Н. Толстой, бывая в Москве, частенько заходил в Румянцевский музей, где философ большую часть жизни прослужил библиотекарем, выпить чайку, поговорить о жизни, «гордясь, что он живет в одно время с этим великим человеком». Последователями, а лучше сказать воплотителями идей Федорова были такие выдающиеся ученые, как В.И. Вернадский, К.Э. Циолковский, Н.А. Умов, А.Л. Чижевский. Именно он в концентрированном виде выразил основные идеи и поставил основные вопросы, разрешением которых занималась блестящая плеяда русских мыслителей — Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, B.C. Соловьев, П.А. Флоренский и другие. Идеи Федорова служили источником творческого вдохновения таких поэтов первой половины XX века, как В. Брюсов, Н. Заболоцкий, Н. Клюев, В. Маяковский, В. Хлебников, писателей А. Платонова и М. Пришвина.

Давайте на время забудем о Г.П. Грабовом и о его учении и ненадолго припадем к живительному роднику «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова.

«Учение о воскрешении», или, более развернуто, «учение об объединении живущих сынов для воскрешения умерших» — именно так сам Н.Ф. Федоров определил суть своей системы, в которой он попытался по-новому осмыслить назначение человека в мире, показать человечеству цель его движения и пути ее достижения. Цель эта может быть сформулирована по-разному, например, так, по-житейски просто: вечная жизнь. «Вечная жизнь — это мы очень хорошо понимаем! — воскликнете вы. — Но при чем тут воскрешение?» Федоров показал, что воскрешение выше вечной жизни, именно поэтому он поставил его во главу угла, более того, он убедительно доказал, что вечная жизнь человечества невозможна без воскрешения, воскрешения не как умения, а как категорического обязательства воскресить всех когда-либо живших. «Но это невозможно! — воскликнете вы. — Все в природе, и человек в том числе, подвержены всеобщему закону конечности и смерти!»

«Все философии, разноглася во всем, сходятся в одном — все они признают действительность смерти, несомненность ее, даже не признавая, как некоторые из них, ничего действительного в мире. Самые скептические системы, сомневающиеся даже в самом сомнении, преклоняются перед фактом действительности смерти», — саркастически замечает Федоров и тут же, отметая это «философское суеверие», говорит о том, что, сколь бы велико ни было число ушедших, сколь бы оно ни росло, неизбежно захватывая и нас и далее наших детей и потомков, это не дает «основания к безусловному признанию смерти». «Как ни глубоки причины смертности, смертность не изначальна, она не представляет безусловной необходимости. Слепая сила, в зависимости от которой находится разумное существо, сама может быть управляема разумом». И если мы немного вдумаемся, то признаем, что действительно невозможно доказать абсолютность и необратимость смерти. Смерть можно будет признать действительной, когда в течение бесконечно длительного опыта для восстановления умерших будут испробованы буквально все средства, «какие существуют в природе, какие только могут быть открыты человеческим родом», и они не приведут к положительному результату. С другой стороны, обратимость смерти доказывается чрезвычайно просто, всего одним удачным опытом воскрешения. Думается, ни один ученый не положит голову на плаху, утверждая, что такое принципиально невозможно. Что уж говорить о многих миллионах верующих в Христа, в его воскрешение и в то, что Он воскресил Лазаря.