cвятой праведный Иоанн Кронштадтский - Солнце Правды. Святой праведный отец Иоанн, Кронштадтский чудотворец. Жизнеописание, Чудотворения, Акафист

Но Он оставил нам образ, пример, чтобы и мы служили друг другу с любовью. Он сказал: кто хочет быть большим между вами, да будет всем рабом (Мк. 10, 43–44). Так каждый из нас, братия мои, должен служить друг другу своими талантами, способностями, силами, своим служебным положением, имуществом, образованием – и не себе только угождать. Так царь и правительство служат народу, заботясь о его просвещении, направлении его нравственных и физических сил, о его земледельческом и экономическом быте. Пастыри служат своим пасомым, или должны служить добрым примером христианских добродетелей, словом учения и назидания, благоговейным совершением таинств – спасительным руководством пасомых к жизни добродетельной и ко спасению в Боге; люди образованные, начальники и наставники, сочинители, писатели, вообще, печать, должны служить к славе Божией и польза народа или вверенных их руководству – своим просветительным влиянием на началах христианской православной Церкви. Люди богатые должны служить бедным, не тунеядцам, конечно, которые не хотят трудиться, а хотят даром есть хлеб, ибо, если кто не хочет трудиться, тот и не ешь (2 Сол. 3. 10), говорит апостол, – но тем бедным, которые и хотели бы, но не могут трудиться, или у которых труд нисколько не спорится, труд изнурительный и неблагодарный, или – тем, коим нигде нельзя добыть дела. Мы все во Христе члены друг другу и по вере, и по долгу и по убеждению разума и сердца должны служить друг другу, чем кто может; да, братия, служить ближним, а не для себя только жить, не для своих только удовольствий – не себе только собирать, не в праздности и лености время проводить, не почитать жизнь игрушкой или только – цепью игр и наслаждений. Это было бы не христианство, а язычество. Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию (Рим. 15, 1, 2). Служение ближним, конечно, не может быть без самоотвержения и креста, и чем иногда больше, выше доставляемое нами ближним добро, тем часто труднее крест, напр. крест неблагодарности и злобы от облагодетельствованных. Таков крест у нашего доброго и возлюбленного Государя. Но от этого не следует унывать, огорчаться без меры и бросать дело служения. Ибо чей крест был тяжелее Креста Христова, за нас претерпенного? Пример Господа Иисуса Христа, ужасно для нас истощившего Себя, да послужит нам сильным побуждением – не бояться и не убегать самоотвержения и для общего блага. А оно, это самоотвержение и это благо так нужно особенно теперь, ввиду столь многих и великих невзгод и бед нашего народа, хотя верующего и доброго, но необразованного, под час суеверного, разгульного, неосторожного, часто недальновидного, свободного, но еще не научившегося понимать и ценить дара истинной свободы. Но, чтобы искренно служить ближним, для этого надобно неотменно перестать служить своим страстям, нужно самоотвержение; ибо страсти не допускают искренно, усердно служить ближним, а учат угождать только самим себе. Аминь.

Будучи учителями веры у иудейского народа, фарисеи хвалились знанием закона и между тем более всех бесчестили Бога преступлением закона и своим крайним лицемерием. Спаситель прекрасно оценил их, сказавши, что они любят председания на сонмищах и целования на торжищах. (Ср. Мф. 23, 6, 7.)

Эта несчастная страсть превозношения происходила в них от ложного преувеличения своих достоинств, так как, будучи общественными учителями веры, они хорошо знали закон Моисеев, которого большинство иудеев не знало. Мытари же были сборщиками податей и, по своему званию, прибегали весьма часто к незаконным средствам своих поборов. В Евангелии мы видим изумительный пример смирения и самоотвержения одного мытаря в Закхее, старшине мытарей. Когда Спаситель пришел к нему в дом, Закхей, в глубоком чувстве раскаяния, сказал Господу: се пол имения моего, Господи, дам нищим, и аще кого чим обидех возвращу четверицею (Лк. 19, 8).

Фарисеи и мытари не по имени, а по делам, есть и теперь. Страсть превозношения и самохвальства господствует и ныне в сынах падшего Адама. Побеседуем, по призыву матери нашей Церкви, о том, как пагубна эта страсть и о побуждениях к смирению. Откуда в нас страсть превозношения и самохвальства? Оттуда же, откуда произошли все грехи наши: от первого прародительского греха. Человек создан был с тем, чтобы он любил Бога, как виновника своего бытия, больше всего, чтобы взирал на Его совершенства и подражал им, свято исполняя Его волю. Но он полюбил больше себя, а не Бога, захотел совершенства Его присвоить себе, пожелал быть сам столь же великим, как Бог, захотел быть самозаконником, подвергся самолюбию и гордости и – пал. Таким образом, гордость есть вражда против Бога и презорство относительно ближних. Может ли Бог с благоволением взирать на тварь, которая надмевается какими-то собственными совершенствами и не находит себе равного в них, как будто у нас есть что-нибудь свое? Как страсть, гордость естественно есть болезнь нашей души, заразившая ее в минуты падения первых людей. Как ложное мнение о своих совершенствах, как противозаконное движение воли, она есть вместе с тем плод внушений злого духа, который, сам павши гордостью и завистью, увлек к падению теми же грехами и человека. Мы знаем, что люди пали не сами собою, а по искушению от диавола. Нужно ли распространяться о том, что гордость или самохвальство, соединенное с унижением других, есть болезнь нашей души? Чтобы увериться в этом, надобно только взглянуть на человека гордого – оком святой веры. Что такое человек в настоящем его положении? Человек падший, разбитый, весь в ранах. Вам кажется преувеличенным это сравнение? Вспомните притчу о Самарянине и человеке, впавшем в разбойники (Лк. 10, 30–37). Кого изображает этот человек, впавший в разбойники, избитый и израненный? Кого, как не нас, измученных страстями, миром и диаволом? Если бы такой человек стал утверждать, что он совершенно здоров и не чувствует никакой боли, что мы бы сказали об нем? Не сказали ли бы мы, что он слишком болен и близок к смерти: потому что в его теле уже нет чувствительности, обнаруживающей в нем присутствие жизненных сил. Это же, непременно это же, мы должны сказать и о человеке гордом.

Гордость, далее, есть плод внушений злого духа. Трудно ли в этом убедиться? Гордость есть ложное, преувеличенное мнение о своих совершенствах, истинных или мнимых, соединенное с обидным унижением других. Ложное мнение; – а откуда в мире ложь? Бог есть истина. Священное Писание указывает нам один источник, одного отца лжи: вы отца вашего диавола есте, говорит Спаситель иудеям, и похоти отца вашего хощете творити. Он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит: яко несть истины в нем; егда глаголет лжу, от своих глаголет: яко ложь есть и отец лжи (Ин. 8, 44). Он-то нашептывал человеку, занятому самим собою, своими добрыми делами, что он есть совершеннейшее существо, которому все другие должны удивляться, что многие люди – презренные твари, которые напрасно живут на свете. Но как это ложно, посудите сами. Есть ли на самом деле этот наглый самохвал совершеннейшее существо, и таков ли, в самом деле, осуждаемый им ближний его? Может быть, в то самое время, как его осудили, он покаялся, прослезился о своих грехах пред испытующим сердца (Откр. 2, 23) всех Богом, и – получил прощение. Между тем как совершенства превозносящегося собою подозрительны уже по тому самому, что он провозглашает, трубит об них. Истинное совершенство, истинная добродетель скромна: она любит скрываться в тайне и никак не дерзает приписывать сама себе своих совершенств, тем более унижать других. Ты говоришь о себе, что ты добр, милосерд ко всем, усерден к вере и Святой Церкви, изнуряешь постом плоть свою. Прекрасно. Но кто провозгласил тебя добрым, милосердым, усердным к Церкви и ее святым уставам? Бог? Ангелы? Или ты сам оценил свою добродетель? А как мы можем оценивать свои дела? Как станем взвешивать их? Какую меру примем при этом? Знаем ли хорошо свое сердце нечистое, которое всегда или, по крайней мере, большею частью принимает большое участие при совершении добрых дел? Не входят ли в наши добродетели расчеты самолюбия или другие неблаговидные побуждения? Как иногда легко укрывается от нашего собственного сознания недоброе побуждение, которое было причиною нашего доброго дела. Яд греха глубоко проник в нашу душу, и он незаметно для нас самих отравляет едва не все наши добродетели. Не лучше ли почаще и попристальнее всматриваться в себя и замечать в глубине своей души свои недостатки, чтобы исправлять их, а не выставлять на вид свои совершенства? Да и зачем их выставлять на вид, оценивать самим, когда есть самый беспристрастный ценитель их на небе – Господь Бог, Который, имея воздать каждому мзду по делам, (Ср. Откр. 22, 12; Иер. 17, 10;) конечно знает, как оценить наши дела. Предоставим же Ему судить о наших добродетелях, а сами в страхе Божием, без превозношения, будем содевать свое спасение (Флп. 2, 12).