Андреас Конанос - Неисчерпаемый источник: беседы о единстве с Богом и ближними

Ему сказали:

— Отче, разбуди его!

— Оставь его в покое! Он выбился из сил. Пусть поспит немного!

— Неужели он будет спать в церкви?

— Но он ведь очень устал, бедняжка. А мы помолимся и за него! — ответил авва [6] См.: Достопамятные сказания. Об авве Пимене, 92. .

Как это замечательно! Он не хотел видеть, что другой мучается. Это любовь. И не скажешь, что это сделал какой-нибудь духовно расслабленный человек. Как с нами иногда бывает такое, что мы и сами по жизни расслабленные, и других заставляем расслабиться. Например, был один священник, который выпивал. А иногда даже напивался. Я об этом читал в одной истории, не знаю, правда ли это на самом деле. Сам я не видел таких священников, просто пересказываю то, что прочитал. И вот пришел к нему человек и исповедался, говоря, что часто выпивает, и священник говорит ему:

— Но это же время от времени! Ничего страшного.

Потому что сам пил. Не такова тактика святого, святого Пимена, о котором я вам рассказывал, не такое попустительство я имею в виду. Эта тактика святого похвальна, и Христос его хвалит и говорит:

— Молодец! Умно поступил. Ты поступил как Я, дитя Мое!

Это сделал авва Пимен, и когда подвижник уснул, знаешь, что сделал авва Пимен? Уложил его к себе на колени.

Какой замечательный подвижник! Великий воздержник, аскет в высокой степени — но только для себя, по отношению к себе, к другим же его сердце было добрым, как сердце матери, которое знает, сколько может выдержать ребенок, любой человек, оно знает пределы всякой души.

Так что не поднимай планку другого во имя духовной строгости. Если хочешь чего-то строгого, то сам делай это, совершай подвиги сколько хочешь. Потому что в церковном пространстве мы иногда обличаем других во имя этого неразбавленного вина (строгости) и говорим другому:

— Ты должен сделать это! Ты должен быть таким! Церковь означает, что если кто-нибудь ходит в церковь, но не делает того-то и того-то, не отсекает вот такого-то недостатка и не исправляется…

Без конца замечания, строгость, бич, который люди всегда ощущают висящим у них над головой.

Спрашиваешь человека:

— Почему ты не ходишь в церковь?

— А-а! Пойти туда, чтобы на меня там стали ругаться? Я же знаю: стоит туда зайти, как мне тут же начнут делать замечания! Наложат епитимию, если пойду туда…

И человек скажет: а почему Церковь так выглядит? Разве это Церковь? Разве этот дух принес Христос в мир? Разве для того Христос оставил на земле нас, Его преемников — священников, да и тебя, христианина, тоже? Христос оставил нас как Своих учеников, чтобы мы показывали всему миру Его лицо, а какое лицо показываем мы?

Ты скажешь:

— А разве не надо называть вещи своими именами?

Да, ты назовешь их точными именами, но только пусть твое отношение не будет таким строгим и нетерпимым. Что будут делать другие — это их дело. Если кто-нибудь хочет пить воду или, наоборот, вино, то есть быть строгим или не быть строгим, — это его дело, он свободный человек. А ты сам напился Христова вина? У тебя есть эта акривия (строгость) в жизни?

Это хорошо — «акривия в жизни, строгость», но только применительно к другому у меня и мысли не должно возникать, чтобы его покритиковать. Меня никто не уполномочивал судить другого, делать замечания, ругать. Напротив! Христос говорит мне:

— Смотри, как ты передаешь другим это. Смотри, что ты даешь другому, следи за своим отношением и поведением.

Ведь люди иногда приходят от нас в ужас. А Христос говорит, чтобы у нас было снисхождение к другим.

— Сколько раз прощать ему, если брат мой согрешит? Семь ли раз? Этого достаточно?

А Он говорит, что не просто семь, а семьдесят раз по семь, то есть много раз (см. Мф. 18, 21–22). Снисхождение!

Мы в большинстве своем не научились этому, когда слушали проповеди. Слушаем беседы, читаем, а потом берем все услышанное, применяем это к другим и выговариваем им. В то время как Господь хочет, чтобы мы проявляли к другим то, о чем мы сейчас говорили: снисхождение, сочувствие, прощение, любовь, великодушие. Какие замечательные слова! Чтобы они, увидев тебя таким благостным, почувствовали что-то, чтобы они ощутили это неподдельное опьяняющее вино (любви), которое ты пьешь, чтобы увидели тебя опьяненным им и сказали:

— Как же ты стал таким? Почему ты такой? Почему меня притягивает твое присутствие? Почему я хочу говорить с тобой, излить тебе свои скорби? Знаю, ты строгий, ты не делаешь того, что делаю я, но я хочу высказать это тебе.

— А почему ты приходишь излить это мне, строгому, когда сам живешь греховной, мирской жизнью?

— Потому что ты не заругал меня! Потому и прихожу. Ты меня не ругаешь, и это меня трогает.

Поэтому перед Христом грешная женщина заплакала, а Он ей сказал:

— Я простил тебе много, потому что ты Меня сильно возлюбила (ср. Лк. 7, 47).

Ее сердце жаждет любви, тепла, прощения, доброты, надежности, Божией ласки. А ты видишь только внешнее, видишь грешную женщину и говоришь:

— Скажи ей это! Она же грешна, скажи ей это! Отругай ее!

Но ведь не это цель, а чтобы она сама себя заругала, сама восстановила свою связь с Богом и пришла, и заплакала. Понимаешь?

Как это замечательно — чтобы текли слезы без того, чтобы тебя кто-нибудь отругал, без того, чтобы тебя кто-нибудь ударил. Твой ребенок иногда выводит тебя, и ты его ударяешь, и он начинает плакать. Но этим ты ничего не добиваешься. Почему? Потому что он плачет оттого, что ты заставил его испытать боль, оттого, что ты был строгим, но строгим по-плохому.

Он плачет, а немного погодя, когда слезы высохнут, знаешь, что сделает? Вознегодует против тебя и разозлится, разгневается, испустит из себя волну, целый океан, которому нужно будет взорваться и обрушиться на тебя.

А если бы ты посмотрел на него, как Господь посмотрел на святого апостола Петра, так что заставил его заплакать, горько заплакать от одного Его взгляда! Какое опьянение внес этот взгляд в душу святого апостола Петра! Один взгляд без всяких слов заставил его пробудиться внутренне и обвинить себя.

А мы идем в обратном направлении, извне внутрь. Но не получается! Потому что покаяние не приходит насильно. Покаяние, перемена человека, его души не произойдет от твоего строгого поведения. Так что твое вино должно быть неподдельным, чистым, опьяняющим, когда его пьешь ты. А другому не давай того же самого, другому ты волен сказать:

— У нас есть все. Что ты выдержишь, дитя мое? Что ты можешь, сколько хочешь?

Помнишь, что говорила мать Гавриила? Ты когда-нибудь это делал? Тебя когда-нибудь спрашивали о том, о чем спрашивали мать Гавриила? Ответь мне только на этот вопрос. Она не поступала как многие, которые судят и живых, и мертвых и иногда восседают на месте Бога, хотя Сам Бог еще не судил мир. Когда она миссионерствовала, она долго не говорила другим о Христе, но жила Христом. Сама была опьянена Христом, любила Его, но не навязывала Его другим, никого не призывала насильно следовать Христу. Она ухаживала за прокаженными, чистила их, мыла — голыми руками, не гнушаясь, не боясь, не думая: «Я ведь заболею! Я заражусь! Со мной что-нибудь случится!» Ничего! И люди смотрели на нее, что она ни на кого не давит, все остаются свободными, и это трогало их сердца. Спустя какое-то время они пришли и спросили ее: