Игумения Евпраксия Инбер - Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

— Ты на машине приехала?

— Нет, — говорю, — пешком.

А он сразу строго взглянул на меня:

— А ты врать научилась.

И прошел мимо. Это надо было тогда пережить. Так нас учили отвечать за каждое слово.

Жизнь моя была ленива и маломолитвенна и почти не менялась, несмотря на все Батюшкины труды над моей душой. Однажды Батюшкино терпение кончилось, и я услышала от него: «Будешь поступать в мединститут. На дневное отделение». Все было безполезно, слезы не помогали, он не слушал никаких моих возражений: «Иди готовься».

Мне уже было тридцать пять — это предельный возраст для поступления. И в сентябре должно было исполниться тридцать шесть.

— Документы уже не принимают! — радостно сообщила я Батюшке.

— Ничего, иди в Министерство, проси, добивайся.

Пришлось походить по кабинетам, а еще — раздобыть школьные учебники и вспоминать давно забытые знания. Когда я наконец пришла к Батюшке и обреченно доложила ему, что разрешение получено, он весело взглянул на меня:

— Ну что, все поняла? Отменяется. Иди молись.

Как-то приехала утром к Батюшке, а вечером в шесть мне нужно было быть в этот день на работе, моя смена была. А Батюшка — на улице, среди народа, и спрашивает: «Кто поедет на подсобное хозяйство трудиться?» Я думаю: «Как же я поеду, мне ведь не успеть тогда на работу». И стою на месте, а люди идут к нему, те, кто на подсобное хозяйство. Он глянул на меня и говорит им: «Давайте, давайте, отделяйтесь от шелухи». Мне так страшно стало: будь что будет, и я тоже пошла за ними. Приехали на подворье. Я оказалась на послушании на конюшне, дали мне вилы конский навоз убирать. А рядом со мной с такими же вилами отец Виктор — теперь он уже много лет духовник Горненского монастыря в Иерусалиме. Он и говорит: «Смотри, вот так и исповедь: слой за слоем, сначала тяжело, а потом все легче и легче». Часа два поработали: «Ну, — говорит, — мне пора в Москву». — «Батюшка, а меня возьмете?»

Мы пошли с ним попрощаться с начальником подворья. И получили огромные пакеты с подарками, конфетами и всякой всячиной — в то голодное время! После двух часов труда! И я, конечно, вовремя успела на работу.

Батюшка за весь мир молился. Не только за людей. Его все интересовало — и птицы, и разные зверушки. Помню, показал он мне детскую книжку, а там стишок:

«Разве можно, — говорит, — так? Давай зачеркнем и напишем — “шустрых”. Вот и ты исправляй такие вещи».

Однажды Батюшка благословил мне купить ему многотомник Брэма «Жизнь животных» и дал на покупку сто рублей. Я вернулась в Москву, позвонила знакомым букинистам. Меня подняли на смех — купить все тома сразу нереально, разве только отдельные случайно, и какие там еще сто рублей!

На третий день я спохватилась — старец благословил, а я что делаю? И утром прямо после работы отправилась в ближайший букинистический в Столешниковом. Подхожу к прилавку. Я их сразу узнала: лежит стопка в пестрых обложках, перевязанная бечевкой. Даже спрашивать ничего не стала, иду в кассу. «Мне Брэма», — говорю. И протягиваю сто рублей. И получаю чек.

Вышла из магазина и тут же вернулась.

— А у вас, — спрашиваю, — часто Брэм бывает?

— Только отдельные тома.

— А это?

— Отложили для одного человека, а он не пришел. Третий день лежит, сами удивляемся.

Как же я полетела с этими книгами тяжеленными, когда вышла потом из магазина… Поскользнулась на льду, упала на спину, но не ударилась головой, слава Богу. Только книги спасала, чтобы не упали, не повредились, успела их поднять над собой, может, глядела на них вверх, вот и не разбила голову.

Тогда же, в восьмидесятые, мне пришлось по послушанию поехать на Западную Украину — одна наша хорошая знакомая, очень ревностная, но лишенная на тот момент духовного рассуждения, оказалась сначала в Почаеве в какой-то секте под горой, в пещере, там ей даже вырезали крест на спине, а потом попала в психушку недалеко от Львова. Вот Батюшка и отправил меня туда, проверить, там ли она, и как можно ее оттуда извлечь.

— Только не задерживайся, туда и обратно.

Пыльные улицы — дороги без тротуаров, старенькое, когда-то белое, здание больницы. В регистратуре сказали, что девушку отдадут маме, когда она за ней приедет. Ну и надо было сразу возвращаться в Загорск, докладывать результат поездки. Так ведь нет, у дьявола все просчитано, как Батюшка однажды мне сказал. Когда я садилась еще в Москве в поезд на Киевском вокзале, я встретила на перроне своих знакомых — Иру с друзьями. Оказалось, что мы едем в одном купе. Ира тогда преподавала теорию вероятности на мехмате в МГУ. Брат ее, Геннадий, серьезный историк, расстался с Академией наук и алтарничал в Пименовском храме на Новослободской, а по ночам подрабатывал там сторожем. Понятно, в семье к этому отнеслись однозначно. Но однажды он спросил у сестры: «А ты не задумывалась, что в твоей жизни слишком много совпадений, чудесных встреч, удивительных находок и странных событий; ты это называешь случайностями, да? Ну, вот, как математик, просчитай это по своей теории вероятности». Ира посчитала. Полученный результат совершенно не вписывался в пределы этой теории — цифры просто зашкаливали. И тогда она пришла в церковь.

Проводница принесла нам густой чай в граненых стаканах с серебристыми подстаканниками, вагон покачивался, ложки позвякивали на стыках рельс, мы не спешили расстилать сыроватые серые простыни и дотемна рассказывали наперебой друг другу разные истории, пока не поняли, что больница, в которую я еду, совсем рядом с тем местом, куда едут они. «Так ты приезжай к нам в Дрогобыч, в Грушево, там сейчас явление Божией Матери. Полчаса на автобусе, найдешь там нас, и обратно поедем вместе».

Автобус до Дрогобыча по расписанию нужно было ждать почти час, и я решила зайти в церковь, купола которой виднелись невдалеке от больницы между деревьями. Покосившийся забор с ободранными кирпичными столбиками, вот и калитка со стороны алтаря. Только я собралась повернуть к колокольне, чтобы найти вход в храм, как вдруг откуда-то вынырнул молодой пономарь в рабочем халате:

— Тебе, жинка, в церковь? Ну пойдем, — и, открыв дверь, вежливо пропустил меня вперед, и я уже почти перешагнула порог, как увидела Престол.

— Так это же алтарь!

— Та ничего, мы все тут ходим, так ближе. Батюшка благословляет.

— Ну, передай привет своему батюшке, а я, пожалуй, пойду подожду автобус.

— Да у нас все, даже уборщицы, тут ходят, — пробормотал пономарь, — там сейчас вход закрыт. Ну ладно. Пойдем. Открою тебе, раз такое дело. Из Москвы, говоришь…