Н Воейков - Церковь, Русь, и Рим

Судьба послала иезуитам в России некоторое число горячих приверженцев среди придворных и аристократических кругов.

Отсутствие патриаршей власти в России особенно ярко чувствовалось в этот торжественный момент воссоединения веками гонимых православных с Матерью-Церковью.

Либерализм императрицы, принявшей столь радушно злейших врагов Православия, отразился и на ее правлении. Екатерина, продолжая антицерковную политику Петра I, упр,°"~ нила за ненадобностью 252 монастыря, а 161 предоставила жить только на подаяния. К русским святителям она относилась с недоверием и ее блестящее царствование омрачилось недостойными великой императрицы жестокостями в отношении духовенства. Ее "Коллегия Экономии" — наследница "Монастырского Приказа" — попросту отняла у Церкви около миллиона крестьянских душ в пользу государства, а монастыри и епархии были разделены на три категории, получающие соответствующее содержание от "коллегии".

Против таких цезаропапистских мероприятий восстал Арсений (Мацеевич), митрополит Ростовский, обвинив императрицу в "сребролюбии и лукавстве" и в приверженности к материалистическим западным теориям. Арсений был одним из образованнейших иерархов Русской Церкви, равный и по духу и по смелости св. Филиппу, митрополиту Московскому. Екатерина сперва в 1767 г. сослала его в монастырь под Полярный круг, в надежде, что он одумается; затем, переодев в мужицкое платье, с прозвищем "Андрея Враля" заключила его в Ревельскую крепость. Так как Владыка не переставал обличать ее антицерковные меры, он был замурован в Ревельском равелине, где он скончался от холода и лишений в 1772 г.

Естественно, при таких условиях внутренняя церковная политика не могла быть на высоте. Ввиду того что единственная православная Белорусская епархия отошла к России после первого раздела Польши, некому стало поставлять священников для оставшихся в королевстве православных. Вскоре там ощутился недостаток священнослужителей и для треб стали приезжать из Молдавии и Валахии!

Тем временем, в 1773г. императрица вернула из ссылки злейшего врага Православия епископа Солтыка.

Рассуждая о морали в политике, Солтык объявил русскому посланнику Штакельбергу: "То, что вы называете обманом, я называю политической штукою, хитростью, позволенною в подобных случаях, наконец "restrictio mentalis" (см. ч. I, гл. V, § 6). Знайте, что я смолоду учился у иезуитов". Штакельберг ему ответил: "Я не учился у иезуитов и ненавижу макиавеллизм; религию и нравственность я никогда не брал для прикрытия интереса моих страстей" (Соловьев, т. XXIX, с. 43).

Недавние тяжкие поражения и раздел государства не образумили поляков: латинское и униатское духовенство снова подняло гонения против "диссидентов", права которых вновь стали попираться, несмотря на узаконенные решения сеймов 1767 и 1768 гг.

Панин писал Штакельбергу: "По конституции 1768 г. диссидентам должно было возвратить отнятые у них церкви и, если некоторые действительно возвращены, то их не много в сравнении с теми, которые еще находятся в руках католиков и униатов. Мы не можем согласиться, чтобы люди, которым мы покровительствовали с таким усилием, были отданы в жертву их прежним гонителям".

23 января 1774 г. Штакельберг в свою очередь писал Панину из Варшавы: "Начиная с короля до последнего депутата, никто не смеет высказаться в пользу греков-неуниатов и диссидентов, если бы даже в глубине своего сердца был убежден в правоте их дела: фанатизм, вместо того, чтобы уменьшаться, — усилился! Страх теперь не действует, как прежде, по причине ханжества Венского двора... Барон Ревицкий (Австрийский посол в Варшаве) твердит свое, что, особенно при настоящем положении дел, при чрезвычайном уменьшении жителей этого вероисповедания (православного) вследствие раздела, неприлично давать им место на сейме наравне с католиками и, вообще, его двор сделал внушение в Петербурге и особенно в Берлине, где признали справедливость того, что Австрия — государство католическое — не может заступаться за диссидентов. Легко представить себе впечатление, производимое на поляков поведением Венского двора. Приехав в Польшу, я нашел народ исполненным предубеждений против России и ослепленным своею неблагодарностью!"

3 марта Штакельберг писал: "Бенуа (Прусский посланник) мне обещал действовать заодно в борьбе с предрассудками, увеличению которых так содействовали папский нунций и барон Ревицкий. Первый толкует об анафеме, а другой обещает именем своего двора деньги и помощь, хотя мне говорит, что он нейтрален".

Еще 7 мая 1776 г., согласно рескрипту императрицы, Штакельберг попытался заступиться за гонимых: он описал польскому правительству "самым чувствительным образом..." все бедствия православного духовенства, прося помощи и справедливости для гонимых. Ему был дан давно знакомый ответ: без комиссии все труды и ноты останутся бесплодными. Штакельберг заключил, что нужно упомянутую комиссию назначить для выслушивания взаимных жалоб лиц обоих вероисповеданий.

Только в 1785 г., по энергичному требованию архиепископа Георгия Конисского, Екатерина назначила в Польшу епископа Виктора (Садковского) на Перемышльскую кафедру для окормления православных, что следовало бы сделать в 1773 г. Однако таково было могущество латинской партии, что в 1789 г. Варшавский сейм приказал сместить и арестовать еп. Виктора, который был насильно увезен в столицу!

Рим серьезно опасался окончательного развала своей многовековой деятельности в пользу унии. Ведь уже с 1781 по 1783гг. около 120.000 человек добровольно покинули насильно навязанную им унию и вернулись в Православную Церковь.

Наконец, непрестанные провокации поляков, действовавших наперекор своему слабому королю Станиславу, вынудили новую интервенцию России и Пруссии и второй раздел несчастного государства.

В 1793 г. к России вернулись старорусские земли: области Подольская, Минская и Витебская; оставалась еще оторванной Галиция, занятая католической Австрией, а при третьем разделе в 1795 г. были присоединены Литва и Курляндия после взятия Варшавы Суворовым. Несчастный король Понятовский, отказавшийся от престола, переехал на жительство в Петербург, где и умер.

Освобожденный от латинского плена, еп. Виктор был назначен в 1794г. епископом Минским, пробыв некоторое время викарием Киевского митрополита.

Либеральная политика императрицы не позволила уничтожения пресловутой Униатской церкви, хотя момент для этого казался тем более подходящим, что в Риме стали холодно относиться к униатам и добиваться их латинизации. Кроме того, вековые чемпионы православной веры — церковные братства, уцелевшие в некоторых местах, не только не удостоились какой-либо благодарности за их героическое стояние за истину, но были в России встречены с недоверием! Имущество многих из них оставалось в латинских руках.