Коллектив авторов - Великие русские старцы

Они устроились на работу в ближайшем селе от того лагерного отделения, где отбывал срок батюшка. Они опекали батюшку все десять лет его заключения. Часто посещали его, носили ему еду, стирали ему белье, покупали ему все, что было нужно. Потом скопили денег и купили в Караганде домик в Михайловке (район города) на Нижней улице. Туда и привезли в начале 1944 года матушки отца Севастиана. Он ходил по дому, все по-хозяйски осматривал и говорил, что нужно переоборудовать — матушки рассчитывали, что после войны вернутся в Россию, но отец Севастиан сказал, что придется обустраиваться здесь, в Казахстане. С четырьмя монахинями он каждый день служил в этом доме у себя в келье литургию и вечерню.

Когда батюшка обосновался на Михайловке, к нему стали съезжаться монашествующие со всей страны, и не только монашествующие, но и ищущие духовного руководства миряне. Ехали и из Европейской части, и с Украины, и из Сибири, и с дальних окраин Севера и Средней Азии. Он всех принимал с любовью и помогал устроиться с жильем.

Батюшка помогал всем приезжающим к нему и желающим остаться. Он давал деньги на покупку домика тем, у кого не было, или добавлял тем, кому не хватало. Деньги ему со временем возвращали, он отдавал их другим и так далее. Скоро на Михайловке батюшкиных стало очень много, и они все прибавлялись.

Среди тех, кто приехал к батюшке, была и монахиня Агния — духовная дочь преподобного Варсонофия Оптинского. Она хорошо знала отца Севастиана: видела его каждый год до закрытия Оптиной пустыни. Матушка Агния была иконописцем. Она говорила, что отец Севастиан в молодости был очень красивым, с каким-то особенно светлым лицом, был приветливым, ласковым с посетителями и старался для всех все сделать. Старец Варсонофий называл его благодатным. Старец Иосиф очень любил его и говорил о нем: «Он нежной души».

Скоро жители Михайловки узнали о нем и стали приглашать его к себе, в свои дома на требы, так как у себя дома он не мог принимать. После дневной трапезы брал батюшка оставленные ему адреса и уходил на требы до самого вечера. Разрешения на требы не было, но батюшка ходил безотказно. Народ в Караганде тогда верный был, «не продадут»; даже дети все знали и соблюдали закон «не скажи».

Так шли годы. Почти все тогда в Михайловке знали и любили батюшку, очень почитали его, верили в силу его молитвы.

Слышали о нем и в других районах люди и стремились его повидать. Да и не только люди, но и звери. Когда он, маленький, худенький, шел своей быстрой, легкой походкой по улицам Михайловки, в своем длинном черном пальто и черной шапочке, из всех подворотен выползали собаки, чтобы увидеть батюшку. Они торопились, боясь опоздать, пропустить его. Где щель в подворотне была узкая и они не могли пролезть в нее, то, почуяв батюшку, они подрывали лапой ямку, чтобы просунуть голову, распластавшись в тонкий блин. Там, где у домов были низкие ограды палисадников, собаки перелетали их, как птицы.

В 1952 году в Михайловке разрешили открыть молитвенный дом. В нем разрешалось выполнять только требы: крестить, венчать, отпевать покойников, собираться читать молитвы, исповедовать.

Одна верующая мордовка освободила и подарила преподобному Севастиану свой дом с большим двором. Еще одна верующая семья освободила неподалеку от дома мордовки свой большой дом для нужд батюшки, тоже с большим двором, а сами они переехали в меньший дом, который купили себе рядом.

В доме сняли перегородки между комнатами, матушка Агния стала писать большие иконы для иконостаса. Теперь могло обращаться к преподобному Севастиану за требами уже гораздо большее число людей. Особенно много было ежедневно крестин. Многие дети уже подросли, всех их вели крестить. Немало было и других треб, а преподобный Севастиан один, помогали ему только монахини. А главное — службы церковные не разрешались, и после утомительного дня, после молитв в своей келье каждую ночь в три часа шел преподобный Севастиан по темным улицам (фонарей было мало) не в молитвенный дом, а в другой — служить литургию.

По праздникам сначала служил всенощную с елеопомазанием, с часу ночи, а после нее сразу литургию. Окна все были плотно завешены, чтобы свет не пробивался. Внутри же дома — светло, тепло, многолюдно. Светлый любящий батюшка давал кому-нибудь булочку, яблочко или пачку печенья, хотел чем-то утешить, обласкать, помочь. Кончалась служба до рассвета, и шли люди по темным улицам домой, только не группами, а по одному, по два. Так было три года и все было благополучно.

Наконец разрешили открыть в Михайловке церковь. Молитвенный дом перестроили, на крыше поставили голубой купол.

В 1955 году наступил день освящения храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Священников преподобный Севастиан подбирал сам. Сначала приглядывается к кому-нибудь из прихожан, потом позовет к себе и говорит: «А вам надо быть священником». Так было с Александром Павловичем Кривоносовым, ученым-агрономом, занимавшим хороший пост по агрономному хозяйству при облисполкоме. Сам же преподобный Севастиан благословил его за несколько времени до того взять на себя эту работу. Он испугался, не хотелось ему менять очень любимой профессии агронома (он окончил Московскую Тимирязевскую академию). Пришел он домой, долго думал, не спал и плакал. Но ослушаться не посмел. Пришел к отцу Севастиану и сказал: «Благословите, батюшка, я согласен». — «Ну, вот и хорошо, пока подучивайтесь, а потом поедете в Алма-Ату принимать посвящение».

Так было и с Серафимом Николаевичем Труфановым, экономистом по специальности, тоже одиноким, как и Александр Павлович. Он принял сан давно, по желанию своего отца, священника, но не служил, а работал экономистом. Они оба долго служили с отцом Севастианом.

Потом батюшка послал в Алма-Ату для рукоположения бывшего церковного старосту. Отец Павел стал третьим священником, а батюшка был назначен настоятелем храма и был четвертым. Диаконом тоже был ставленник батюшки — отец Николай Самарцев.

Прослужил отец Севастиан настоятелем храма одиннадцать лет, с 1955-го по 1966 год, до дня своей смерти. В 1957 году он был возведен в сан архимандрита, был награжден патриархом Алексием грамотой — «За усердное служение святой Церкви». А в конце 1965 года, ко дню именин, был награжден митрой и посохом. Перед смертью, за три дня, отец Севастиан был пострижен в схиму.

Церковные службы были для него не только долгом, но неотъемлемым условием его внутренней жизни. Он не пропускал ни одной службы, не допускал ни одного пропуска или сокращения, или ускорения. Преодолевая тяжелые болезни, он часто сам служил литургию и выполнял требы. Особенно любил он, по унаследованному монастырскому обычаю, заупокойные службы и ежедневно сам усердно служил панихиды, совершал отпевания до конца жизни. Говорил, что больше любит поминать и отпевать женщин потому, что на женщинах гораздо меньше грехов. Ему были видны все грехи усопшего.