Савва - Духовные упражнения

— Прости, Господи! Нет моих сил!

И перекрестилась. И тут заметила, что в дверях кто-то стоит. Маленький. Черненький. И облизывается.

— Так это ты меня ждешь? Хочешь с собой утащить? Так — хрена!

И скрутила ему хорошую пролетарскую фигу.

Русские женщины — это, наверное, самое удивительное, что есть на свете! Никогда не перестану ими восхищаться!

Она спокойно сняла веревку и прибрала все следы преступления. А на следующий день повторилась привычная история. Пьяный муж вернулся с бранью и оскорблениями. Уселся за стол, не переставая обзывать ее грязными словами. Жена смиренно слушала, наливая ему борщ. Раз — и борщ у него на голове!

— Помогите! Убивают! Люди! Спасите!

Он даже не заметил, как оказался на лестничной клетке, облитый и опозоренный. Жена казалась спокойной и безразличной:

— А ну, козел, пошел в хату!

Тут я оборву рассказ. Добавлю только, что с этого дня мир и взаимопонимание воцарились в доме, а супруг даже начал ездить на дачу и за год достроил дом, который стоял в руинах десяток лет.

Чтобы поставить навык отказа, не обязательно прибегать к таким экстравагантным приемам. Самое главное, не надо ситуацию доводить до такого градуса напряжения. Эта женщина чудом избежала петли и сумела сделать правильные выводы. А скольких петля не миновала? Поэтому не станем ждать, а возьмемся за дело.

Для воспитания добродетели отказа самое подходящее место — модный магазин. Это очень бодрит — не находите? — отправиться в бутик не за покупками, а чтобы стяжать добродетель. Русский человек очень сердечный. Такое у нас воспитание. Откажешь — замучаешься от чувства вины. Поэтому начните с укрепления воли.

Подойдет к вам хорошенькая девушка в салоне:

— Что вам показать?

Ни в коем случае не говорите, что сами все посмотрите. И очень важно закрепить правильное положение тела: держите величественную осанку и смотрите прямо в лицо, не отводя взгляд. Просите показать самую дорогую шубу. Хорошенько и основательно примеряйте. Со вкусом. Придирчиво рассматривайте пуговицы и мех. Выведайте все о производителе и не кормят ли там норок генно-модифицированными морковками. Подберите к шубке симпатичные сапожки и сумочку в тон. Пусть перед вами рассыпаются бисером. «Подпустите поближе». И в самый решающий момент — отказ.

— У меня дядя работает на норковой фабрике. У нас этих норок — завались!

Только помните, что в салонах калачи тертые и торг — это разновидность спортивного состязания. Есть такие умельцы, которые могут даже слона продать, эксплуатируя ваше природное чувство вины. Чем сильнее соперник, тем надежнее укоренится добродетель отказа.

Никому не раскрывайте наш секрет. Главное, не забыть, что вы идете в бутик ради духовного упражнения. И продолжайте ходить, пока навык не окрепнет.

Закройте глаза и внятно произнесите: «добродетель», «добродетельный», «добродетельная».

Что вы увидели?

Какие образы, жесты, фразы, лица пришли на ум?

С кем и с чем они связались?

Что разбудили в памяти?

Современный человек, скорее всего, автоматически, бессознательно помещает эти слова в иронический контекст. Это образцы устаревшей лексики, выдохшиеся термины, увядшие понятия.

Илья Стогов — католик. Будь он в нашей Церкви, его книги читали бы охотнее православные товарищи. Своему обращению он посвятил небольшую книжку «Тринадцать месяцев». Питерский журналист с бурным прошлым принимает христианство и отправляется в свой первый крестный ход, многодневный и многотрудный. Они идут по Беларуси к Будславской иконе Божией Матери, идут долго и тяжело, так что к вечеру просто валятся без сил на землю.

В одной из белорусских деревушек вокруг их стихийного лагеря начинает кружить любопытная местная детвора. Илья, распростершись на травке, замечает русую голову, которая, мелькая тут и там, очевидно приближается к нему по затейливой концентрической орбите.

— Дядь, а вы кто?

— Мы — христиане.

— А кто такие христиане?

— Христиане — это красивые, но верные женщины и сильные, но добрые мужчины.

Гениальный ответ, не так ли? Лучше и не скажешь. Но малыш продолжает:

— Дядь! А зачем быть добрым, если ты сильный?

Вот вам — краткий очерк этических взглядов маленького язычника. И не только его. Это исповедание морали целого поколения: крепкая убежденность в том, что быть добрым — значит показывать слабость, записать себя в компанию лузеров.

— Добро — удел слабаков и трусов. Добродетель — ширма для мелких душонок, которые боятся жить и прикрывают громкими лозунгами свою нравственную тщедушность и бессилие. Страх Божий — это просто удачно названная трусость. Вы боитесь грешить не потому, что это нарушает заповеди, а потому что силенок маловато, и вы свою малокровную мораль навязываете здоровому и сильному большинству, попутно запрещая и завидуя тем, кто жить умеет и делает это со вкусом. Вся христианская нравственность, все так называемые добродетели вырастают из чувства, которое французы называют ressentiment — поищите в словаре значение. Ты праведный, потому что грешить уже не в состоянии, но другим завидуешь, вот и запрещаешь, душишь живое!

Узнали «пророка»? Приблизительно так христианскую мораль оценивал Ницше, пожалуй, самый издаваемый сегодня философ. Это блестящий стилист и остроумный мыслитель, и его критику христианину читать непросто, но временами полезно. Сегодня его назвали бы опытным троллем. Однако кое в чем он действительно прав. Христиане проглядели тот момент, когда добро и добродетель перестали считаться силой и были отданы в полное владение кислым старухам и завистливым неудачникам. Мы не заметили, как стали отождествлять добродетель с запретом на грех, будто нам подарили не поместье, а всего лишь забор, убивающий движение в любую сторону.

Однако добродетель — это сила и энергия. Быть добрым и быть сильным — одно и то же. Подлинная христианская этика — это кодекс рыцаря, это символ веры, доблести и отваги, решительности и риска, азарт состязания и веселое бесстрашие.

Всю христианскую мораль можно уместить в один абзац честертоновского эссе «Кусочек мела»:

«Добродетель — не отсутствие порока и не бегство от нравственных опасностей; она жива и неповторима, как боль или сильный запах. Милость — не в том, чтобы не мстить или не наказывать, она конкретна и ярка, словно солнце; вы либо знаете ее, либо нет. Целомудрие — не воздержание от распутства; она пламенеет, как Жанна д'Арк. Бог рисует разными красками, но рисунок Его особенно ярок (я чуть не сказал — особенно дерзок), когда Он рисует белым».

Virtus — латинское слово, которое мы переводим как «добродетель». Вы заметили корень vir? Это важно, потому что vir на латыни значит «мужчина». Добродетель — это не «бабье», не затхлое и слезливое. Добродетель — это отвага и мужество, в том числе и мужество женщины, и мужество ребенка. Довольно часто этот латинский термин переводят как «доблесть» и «достоинство», потому что в настоящей добродетели есть и доблесть и достоинство, а там, где их нет, не давайте себя провести. Целлофановые добродетели — на свалку!