чтец Владимир - Преподобный Серафим Саровский

Началась обедня. Великолепная служба, в которой слилась торжественность архиерейского богослужения, значительность того, что происходило, и удивительное пение 120 человек Петербургского и Тамбовского хоров.

Вот малый вход, и весь многочисленный собор служащих (архимандритов и священников было, кажется, 12 пар) запел громкое и властное: «Приидите, поклонимся».

Вот митрополит Антоний осеняет народ на четыре стороны пылающими дикирием и трикирием; вот при пении могучем, стихийном, как широкоразлившееся половодье, слов: «Спаси ны, Сыне Божий, во святых дивен Сый, поющия Ти», — шествие тронулось вперед.

Я не ожидал, забыл о том, что должно было произойти затем, и потому оно произвело на меня тем сильнейшее впечатление...

Шествие окружило катафалк с гробом, архимандриты со священниками подняли гроб и понесли его вслед Евангелию в алтарь. И при раскатах заполнявшего весь храм, рвавшегося наружу пения, сознательной, могучей, спокойной, в своем одушевлении, мольбы и вместе прославления Царя Царей, — при раскатах этого пения старец Серафим вновь входил во «святая святых» земного храма — он, так давно дерзновенно стоящий близко-близко к великому Престолу.

Есть события, которые могут захватить скептика, тронуть до слез человека самого хладнокровного, сдержанного. Было что-то неотразимо-действующее и в этой минуте, когда от средины собора старец Серафим в своем гробе медленно приближался к алтарю. Вот вошел среди роя золотых риз под золотыми шапками, вот обходит медленно-медленно вокруг престола, а мощное «Спаси нас, Сыне Божий, во святых дивен» — продолжает колыхаться в воздухе, несется в высокий купол, наполняет все углы храма и каждое бьющееся сердце.

Вот, опять в Царских дверях показывается гроб и медленно сходит с солеи, а собор по-прежнему звучит словами «Спаси нас, Сыне Божий, во святых дивен Сый, поющия Тя».

Вот гроб мимо нас проносят к раке. Среди склоняющихся пред святыней голов я вижу руку, которая быстро протягивает к гробу платок и вытирает им нижнюю доску гроба.

Гроб подносят к раке и с некоторым усилием вкладывают его в раку.

Совершилось! «Не может укрыться град, верху горы стояй. Ниже зажигают светильника и ставят под спудом, но на свешнице, и светит всем»...

Старец Серафим до скончания века вчинен в лик святых.

Кипарисовый гроб, тонкий, вложен в дубовую колоду, представляющую собой художественное воспроизведение того гроба, в котором почивал преподобный в могиле. Внутренность этой колоды обита зеленым шелком. К колоде прикреплены серебряные скобы для вынимания и ношения ее. Крышка колоды теперь более не будет нужна. Когда стали успокаиваться после сильного потрясения, произведенного перенесением мощей, все заметили необыкновенное волнение, выказываемое тою самою молодою женщиной, которая отерла платком доску гроба. Она плакала, прижимая к себе свою дочь, девочку на вид лет десяти, с болезненным лицом, и говорила, что ее дочь мгновенно исцелилась от немоты, когда она приложила к ее лицу платок, которым отерла гроб.

Многие из стоявших вблизи стали расспрашивать эту женщину, и вообще произошло движение, замеченное всеми.

Из рассказов матери можно было понять, что девочка была нема около двух лет, потеряв дар слова вследствие каталепсии.

У отца ее, Масленникова, — сенной лабаз в Москве, у Немецкого рынка, в Ольховцах. Как-то раз служащий мальчик, желая напугать товарища при проходе его по темному коридору, внезапно выскочил на него; но он ошибся — проходил не товарищ его, а хозяйская дочка Екатерина, с которою от потрясения и приключилась нервная болезнь. Она онемела, впадала в летаргию. Московские известные доктора лечили ее без пользы, и родители пролечили на нее почти весь свой достаток. Начало болезни относится к сентябрю 1901 года, так что девочка страдала около двух лет. Иногда состояние ее здоровья бывало крайне опасно. Об ее исцелении много говорили в тот день.

В конце обедни исцеленная девочка приобщалась.

По окончании литургии, среди множества народа, усыпавшего все пространство монастыря, гроб с мощами, высоко поднятый на широких, обитых бархатом, носилках, был обнесен вокруг собора.

Сильный ветер развевал хоругви, шелестел, казалось, покровом, под которым лежат мощи. И всем издали была видна возвышающаяся из гроба глава преподобного, с большою прорезью в покрове для прикладывания. Все простонародье, пришедшее в Саров, помещалось верстах в четырех от монастыря, на обширной лужайке, где были выстроены бараки. Вся эта местность носила название «Городок».

Нельзя сказать, чтобы выбор именно этого пункта был для богомольцев удачен. Идти четыре версты по глубокому песку человеку, утомленному длинным путем и продолжительным стоянием, в высшей степени тяжело. Между тем, иным приходилось совершать этот переход не по одному разу в день. Исключительно в «Городке» богомолец мог подкрепиться пищей, так как только здесь раздавали кипяток, в котором он мог размочить принесенные с собою сухари, у кого они не вышли. Далеко от городка и источник старца Серафима. В «Городке» мне пришлось близко видеть одну несчастную, из тех, которых Церковь называет «одержимыми», «бесноватыми», которых менее определенно означают словом «кликуши» и, наконец, совершенно неправильно словом «истеричные больные».

В нашем самодовольстве невежества, склонные поправлять даже Евангелие, многие из нас отрицают возможность такого страдания — нахождения души человеческой во власти диавола. Между тем лица, стоящие близко к делу, так сказать, духовной медицины, прекрасно знают неопровержимость этого тяжкого недуга, со всеми его ужасами. Помимо того, что больные этого рода испытывают непреодолимое отвращение ко всему священному, замечательно например то обстоятельство, что иногда простые крестьяне говорят, в случае одержимости, на иностранных языках, с закрытыми глазами обличают тайные дела подходящих к ним людей. И, во всяком случае, страшная область этого недуга настолько интересна, что, вместо глумления, заслуживала бы серьезного наблюдения врачей, которые часто оказываются совершенно бессильными пред этим явлением. Замечательно, что эти одержимые имеют совершенно неестественную силу, так что несколько мужиков иногда еле справляются со слабою на вид женщиною.

Кроме того, чем сильнее степень недуга, чем крепче «враг» вцепился в свою жертву, тем труднее он выпускает ее. Вот почему так силится он не подпустить к великим святыням человека, в которого вселился.

Тут же, в «Городке», громко рассказывали, что в Саров три человека везли из Сибири закованного в цепи тяжело одержимого. Чем ближе к Сарову, тем он становился ужаснее и, наконец, накануне того дня, когда мы были в «Городке», уже находясь в саровском лесу, он разорвал цепи и бежал.