Иван Концевич - Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. Оптина Пустынь и ее время

Придя к себе, мы услышали звон в монастырской трапезной к ужину. Вот мы и отправились туда. Трапезная занимала очень обширное помещение, т.к. монахов в монастыре было около 400 человек. Столы были расставлены большим четырехугольником; посредине, на возвышении помещался аналой. На этом возвышении монахи по очереди читают жития святых во время обеда и ужина. На столе у каждого стоял прибор из деревянной тарелки, ложки и вилки. Черный хлеб лежал у каждого на тарелке. Кроме того, на столе было поставлено много сосудов с квасом и при них лежали ковшики. По звонку настоятеля или его келейника совершалась молитва, а по второму звонку открывались двери из кухни, которая находилась рядом; целый ряд послушников разносил по столам большие миски. Каждая миска полагалась на четырех монахов. Кто хотел, тот откладывал себе на тарелку, а то большей частью четверо ели из одной миски.

После трапезы мы отправились к себе, чтобы посидеть, набраться сил для стояния во время всенощной. Всенощная началась в 6 1/2часов вечера и кончилась в 11 1/2часов ночи. Ко всенощной должны были собраться все монахи, оставляя свои работы. В церкви вдоль стен были расположены поднимающиеся сидения. Почти у каждого монаха было определенное место. Ближайшие к нам монахи уступили нам свои сидения, потому что, говорили они, служба долгая, и мы очень устанем. Как ни было нам тяжело с непривычки, но мы все-таки достояли и досидели до конца. Утром поднялись в начале шестого часа и пошли к обедне в скит. Служил как раз сам старец Варсонофий. Служил он спокойно, ровным, тихим голосом. Сама обстановка, некоторый мрак, темные позлащенные иконы, способствовали возникновению молитвы. После обедни, давая целовать нам крест, он пригласил нас тотчас же зайти к нему, испить чашку чаю. Тут он нас опять угощал, как радушный гостеприимный хозяин. Расспрашивал нас о нашей городской жизни, и с кем мы ведем знакомство. Опять с великой лаской и добротой отпустил нас, пригласив к обеду в скитскую трапезную к 11 1/2часам, чем мы и воспользовались.

Порядок в скитской трапезной был такой же, как и в монастыре. Только постнический устав был здесь строже. Молочное в скиту разрешалось только на масляную и светлую неделю, а в остальное время все было на постном масле; в среду и пятницу была пища вовсе без масла. О. Варсонофий присутствовал за трапезой и посадил нас троих возле себя, и ели мы с ним из одной миски. У нас здесь пища здоровая, говорил он, потому что все делается с благословения и с молитвой. Каждое утро, в пять часов, приходит повар и просит благословения растопить печь. Получив это благословение, он идет с фонариком в храм Божий, молится и берет огонь от неугасимой лампады перед чудотворной иконой Божией Матери, и затем растапливает этим огнем печь.

После обеда старец пошел к себе отдохнуть и нам велел идти отдыхать, а на следующий день благословил съездить в Шамординский монастырь. Вернувшись из Шамордина, мы приступили к говению. По монастырскому уставу, миряне должны были за два дня до св. Причастия есть пищу без масла. Там всегда специально для говеющих готовили особый стол. Во время говения нужно ходить ко всем монастырским службам. А службы там в будни распределялись таким образом. От 3 1/2до 5 1/2шла вечерня и читались каноны. Затем в 7 часов ужин, а в 8 1/2ч. вечерние молитвы в особом храме. Потом идут и отдыхают до 12 1/2ч. ночи. В половине первого раздается звон к утрене. Последняя продолжается до 4 часов утра. От 4 до 5 часов читались каноны и молитвы перед причастием. Мы так утомились за ночь, что прямо засыпали. После ранней обедни, которая окончилась в 7 часов, мы пошли к о. Варсонофию. Он положил руку на голову, и усталость вся исчезла, и появилась бодрость. Исповедал он нас днем. Сначала перед исповедью он обыкновенно вел общие беседы. При помощи различных случаев в жизни он указывал на забытые или сомнительные грехи присутствующих.

Со мной был один случай. Наша семья имела свой абонемент в Петербурге на оперные спектакли в Мариинском театре. И вот, это было за год до моего приезда в Оптину, на наш абонемент давали “Фауста” с Шаляпиным, как раз накануне 6 декабря, дня Святителя Николая Чудотворца. Мне чрезвычайно захотелось прослушать эту оперу с Шаляпиным. Ну, думаю, ко всенощной мне не придется идти, так я встану пораньше на следующий день и схожу к утрени. И вошел я в такой компромисс сам с собой. Побывал в опере, а утром с опозданием отслушал утреню, а затем раннюю обедню и думал: “Ну, почтил я сегодня память угодника Божия, Святителя Николая”. Хотя что-то в душе кольнуло, но это забылось. И вот батюшка перед исповедью и говорит, что бывают случаи, когда и не подозреваешь своих прегрешений. Как например, вместо того, чтобы почтить память такого великого угодника Божия, как Николая Чудотворца, 6 декабря, и сходить ко всенощной, а тут идут в театр для самоуслаждения. Угодник же Божий на задний план отодвигается, вот и грех совершен.

Затем другой случай был в Голутвином уже монастыре. Там женщины и мужчины говели вместе, и батюшка беседовал в одной приемной: говело, должно быть, человек 15 мужчин и женщин. И вот батюшка говорит: полюбила одна барышня молодого человека, а он не отвечал ей своей взаимностью и ухаживал за другой. Тогда в барышне возникло чувство ревности, и она захотела отомстить молодому человеку. Она воспользовалась тем обстоятельством, что он ходил постоянно кататься на коньках на тот же каток, куда ходила и она. У нее пронеслась мысль: “Искалечу его, пускай он не достанется и моей сопернице”. И вот, когда он раскатился, она ловко подставляет ему подножку, тот упал назад и сломал себе руку Но это еще слава Богу, мог бы получить сотрясение мозга и умереть. И было бы смертное убийство. И такие случаи часто забываются на исповеди. Во время этого рассказа я почувствовал, что в мои плечи впились чьи-то пальцы. Я оглянулся и увидел, что ухватилась за меня одна девушка 18 лет, моя родственница, побледневшая, как полотно. Я подумал, что ей просто дурно сделалось от духоты, и поддержал ее. А она потом мне говорит: “Да ведь это батюшка меня описал! Это была моя тайна, откуда он мог узнать?!”

Такие беседы батюшка вел всегда перед исповедью, открывая души присутствующих; при этом он и не смотрел ни на кого, чтобы не смущать, и явно не указывать. После беседы старец производил общую исповедь. Давал одному из говеющих требник, где был описан порядок исповеди и исповедальная молитва, где перечисляются общие каждому человеку грехи. При этом батюшка требовал и придавал большое значение тому, чтобы говеющий прослушивал в церкви молитву перед исповедью. Он отказывался исповедовать, если эта молитва не была выслушана. Но иногда он снисходил к человеку и сам ее читал перед исповедью, что делал и для меня грешного.