Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Автору этих строк довелось беседовать со многими старыми людьми, лично видевшими и помнившими события революции, в самых разных местах России: на Кубани, в Татарии, в Марийской республике, в Подмосковье и Москве, в С.-Петербурге и окрестностях, на Смоленщине, в Курской области, в Саратовской и Царицынской областях. Вот один из разговоров. Очевидец рассказывает: «Вся деревня (!) пошла грабить винокуренный завод бывшего барина. Мужик-сосед тащит мимо моего двора здоровенный котёл. Еле тащит! Я ему говорю: «На что тебе такой котёл?» А он говорит: «Все берут, а я — что?! Пригодиться!» Очевидца спрашивают: «Значит, Вы в грабеже не участвовали?» — «Боже упаси!» — «И много таких, как Вы было?» — «Да, почитай вся деревня!» — «Но Вы только сказали, что вся деревня грабила». — «Ну, это я так... Добрые люди никто не грабил, по хатам сидели, а иные грабили». Выясняется, что «иных» было подавляющее меньшинство. И подобная же картина — во всех местах и во всех случаях! В грабежах и безчинствах, как в городах, так и в сёлах России участвовало меньшинство жителей, большинство же, и притом подавляющее, сидели по домам. Но именно потому, что это большинство не совершало ничего такого, что могло привлекать внимание, его просто и не видели, не замечали. А замечали и видели грабителей и безобразников, которых и впрямь появилось необычно много, очень много] Однако относительно остального населения они всё же составляли именно ничтожное меньшинство. Собранные вместе, в буйную или шумную толпу, они производили впечатление «массовости». Так и рождались обманы и часто — самообманы очевидцев насчет «массовой», «народной» и чуть ли не «всенародной» поддержки революции, её деяний и идей. Этот своего рода обман зрения ловко использовали большевики (и теперь кое-кто использует) в целях сознательного обмана «общественного мнения». Конечно, никакие стихийные «народные» погромы не могли сравниться с тем организованным и планомерным грабежом всех богатств России, как частных, так и государственных, который учинили большевики! Лгали они изначала, что делают это, равно как вообще упраздняют частную собственность на средства производства и «наёмный труд» («эксплуатацию человека человеком»), будто бы для блага и достатка трудящихся рабочих и крестьян и для более правильной «научной» организации экономики, народного хозяйства, создания «плановой системы» производства. Рабочие и крестьяне получали от несметных экспроприированных богатств страны жалкие крохи. У крестьян же насильственно отбирали не только излишки продовольствия по твёрдым ценам, но просто — всё, что было, и зачастую без всякой оплаты! Отряды наёмников из негодяев русских, латышей, китайцев, мадьяр и т.п. грабили российскую деревню, лишая крестьян всех средств к выживанию. Это называлось «военным коммунизмом». По окончании Гражданской войны ввиду безвыходности собственного же положения большевики вынуждены были начать «новую экономическую политику» (НЭП), дав свободу частному бизнесу в сфере мелкого производства и торговли. За несколько лет страну стало не узнать! Народное хозяйство просто ожило. Но с 1929 г. началось уничтожение частного предпринимательства всюду и «коллективизация» сельского хозяйства. Колхозы и совхозы создавались по типу еврейских поселений в Палестине (кибутцев), но, в отличие от них, не так, чтобы из кооперации средств и усилий извлечь максимальную пользу для каждого, а, напротив, — так, чтобы безконечно закабалить, поработить каждого крестьянина и сделать его труд на земле не только невыгодным ему, но часто даже просто ненавистным! Изначала, с 1918 г. всякое недовольство рабочих и крестьян безпощадно подавлялось «рабоче-крестьянской» властью. В Петрограде, в Москве и потом во всех крупных городах центральной России возникло независимое рабочее движение, попытавшееся как-то противостоять злодеяниям большевиков и добиться, чтобы в Советы рабочих и крестьянских депутатов всё-таки избирались бы рабочие и крестьяне!... В ответ на такие «контрреволюционные» желания, часто по личному приказу Ленина, во дворы Петроградских заводов вкатывались пулемёты и рабочие «массы» расстреливались. А уж восстания рабочих тем более подавлялись с невероятной жестокостью. Так, в Ижевске, тоже по личному приказу Ленина, на городской площади в назидание «трудящимся» было расстреляно 400 трудящихся, принимавших участие в восстании. Так же страшно подавлялись крестьянские волнения и восстания вроде знаменитого Тамбовского, на подавление которого пошли крупные силы регулярной Красной армии под руководством самых видных командиров (Тухачевского). Садистскими расправами над крестьянами на Урале прославился будущий детский писатель — А. Гайдар. И т.д., и т.п. Что касается уничтожения «эксплуатации человека человеком», то этот принцип означал просто, что никто, кроме большевиков, не имеет права эксплуатации... Или иначе, — что никто, кроме большевиков, не может дать никому работы и никто не может получить заработка и средств к жизни, кроме как — от большевиков (старые Невродовские штучки!). Большевицкая эксплуатация была хуже и страшней, чем эксплуатация со стороны любого частного человека! Большевики в этом деле ещё и боялись «соблазна» хороших, человеческих условий труда у частных хозяев. Централизация и плановость экономики нужны были, помимо указанной цели поставить всех в зависимость, ещё и для безнаказанного и безконтрольного присвоения большевиками всего, что они сочтут нужным, а также для того, чтобы заложить в экономику России такие «мины», которые в будущем, взрываясь в своё время, привели бы к полному развалу этой экономики, что и случилось на наших глазах в настоящее время.

На месте Православного Самодержавного Царства начало быстро созидаться нечто такое, что трудно определить иначе, чем безобразное, звериное Царство Лжи. Это совершенно не удивительно, если помнить о сатанинском происхождении революционных партий и революционных идей от «отца лжи» — диавола. Достаточно посмотреть на первые важнейшие декреты советской власти. Декрет «О мире» взывал к правительствам и народам о немедленном мире без аннексий и контрибуций исключительно потому, что большевики тогда боялись военного вторжения. В то же самое время, авторы декрета уже разворачивали дикую войну против Русского Народа с наглым ограблением всех его ценностей и богатств, а также скоро стали пытаться вызвать «освободительные» войны в других странах. Декрет «О земле» на словах передавал землю трудящимся крестьянам (кстати, в соответствии с эсеровской программой), а на деле, как мы отмечали, крестьян сразу же стали грабить в период «военного коммунизма», а вскоре, в эпоху коллективизации, отобрали формально и землю вообще, признав её государственной, или «народной» собственностью. Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви 20 января 1918 г. на деле означал полнейшее проникновение государства во все церковные дела с целью разложения и уничтожения Церкви, отнятие у Церкви не только имуществ и средств, но и всех монастырей и храмов, как «народного достояния», полное запрещение преподавания Закона Божия не только в государственных школах, но и частным образом. Постоянно провозглашаемые лозунги «свободы, равенства, братства», построения самого справедливого, счастливого общества «светлого будущего» и т.п. сопровождались тут же неслыханным в истории міра разгулом насилия, убийств, ограблений совсем не только по отношению к бывшим «эксплуататорским классам», но и к самым простым трудящимся, — ко всем, кто попадался под руку!... Говорить одно, а делать сознательно прямо противоположное — было исходным принципом большевизма. Ленин определял это так: «Надо уметь пойти на всякие уловки, хитрости, нелегальные приёмы, умолчание, сокрытие правды, лишь бы вести во что бы то ни стало коммунистическую работу». «Мы сначала поддерживаем до конца, всеми мерами, до конфискации, — крестьян вообще против помещика, а потом (и даже не потом, а в то же время) мы поддерживаем пролетариат против крестьян вообще» (!) — писал «вождь». «Провести безпощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных (?!) запереть в концентрационный лагерь...». «Если не будут приняты героические меры, я лично буду проводить в Совете Обороны и Це Ка не только аресты всех ответственных лиц, но и расстрелы, — заявлял «самый человечный человек». Младшие товарищи, конечно, устыдились и не дали великому гуманисту тратить время и силы, нужные благу человечества на то, чтобы нажимать на спусковой крючок револьвера, они расстреливали сами. А вождь тем временем вещал: «Революционная диктатура пролетариата есть власть,. ..не связанная никакими законами». Но врал даже здесь! Он имел в виду диктатуру вовсе не пролетариата. В одной из статей в 1918 г. Ленин писал: «Как может быть обезпечено строжайшее единство воли, составляющее необходимое условие всякой твёрдой власти?.. Подчинением воли тысяч воле одного (!). Это подчинение может напоминать, при идеальной сознательности и дисциплинированности участников общей работы, больше мягкое руководство дирижёра. Но оно может принимать и резкие формы диктаторства». Идеальной дисциплинированности не было (да и быть не могло!) даже у членов партии, не говоря о «массах». Поэтому диктаторство как подчинение всех воле одного — вот главная тактическая установка Ленина. Её отлично усваивали «диктаторы» всех уровней — до какого-нибудь секретаря партъячейки из 3-5 человек, или командира чекистского отряда. Россия погрузилась в кошмар невиданного тотального беззакония и произвола! Современный церковный писатель В. Русак, вспоминая французское определение — «революцию готовят идеалисты, совершают фанатики, а пользуются её плодами подлецы», — полагает, что «российский революционный опыт» внёс в него существенные поправки, после чего «мы теперь с полной уверенностью можем сказать: революцию готовят подлецы вместе с идеалистами, совершают подлецы вместе с фанатиками, а пользуются её плодами законченные мерзавцы». В общем — довольно верно, хотя мы не знаем, о каких «идеалистах» может идти речь. После «еврейской революции» 1905-1907 г.г. идеалистов в революционном движении России не осталось. «Идеалистами» потом могли быть те, кто в разгар коммунистического правления, в 30-50-е годы, вступал в партию, искренне веруя в ложь о «благородстве» коммунистических идеалов: таких ещё можно определить просто как дураков и недоучек. Что же касается Ленина и его единомышленников в первые годы сов. власти, то все они, без единого исключения, были безусловно и подлецами, и мерзавцами, отличавшимися лишь разной степенью («градусом») мерзавства. Но это — с внешней психологической стороны. Ограничиться только таким определением вождей и делателей большевицкого режима — значит ничего в нём не понять. Есть другой, более глубокий духовный уровень знания о них и их подлинных целях.