Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Совершенно очевидно, что такому перерождению или вырождению иерархии и духовенства «патриархии» должно было соответствовать (и соответствовало) некое глубинное изменение в состоянии самих народных масс.

Обвальный процесс здесь произошёл как раз примерно в тот же период — во второй половине 1970-х годов. Когда КПСС со значительной долей правды обнаружила и объявила, что к этому времени в многонациональном СССР сложилась «новая историческая общность — советский народ» (тут же сам себя назвавший — «совками»...). К этому времени почти все люди «старого поколения», хотя и бывшие в меньшинстве, но во многом как бы «задававшие тон» на приходах, и ещё хранившие многое от действительно православного духа и сознания, ушли из земной жизни. Основную и решающую массу прихожан, задающую тон, стали составлять те, кто иногда сами о себе говорят: «комсомолки 30-х годов» то есть вполне советские верующие. Воспитанные во лжи и на лжи, они ей вполне верят и хотят верить! Их коренная психологическая особенность как раз в том, что они охотно принимают желаемое, официально провозглашаемое — за действительное! Давно, через полное признание большевицкого режима они получили от Бога, по слову Апостола, «действие заблуждения», так что «стали верить лжи»... Поэтому они вполне довольствуются видимостью вместо реальности, обозначением вместо совершения, внешностью, а не сущностью. Прошедшие сами школу комсомольско-партийно-общественного советского оборотничество, когда на людях — одно, а в мыслях (и тайных делах) — другое, и привыкшие думать, что «так и надо», они вполне приемлют государство-оборотень, церковь-оборотень, оборотня епископа или священника. Для таких «верующих» важно лишь чтобы оборотничество было достаточно точным, то есть, чтобы всё делаемое в «патриархии», изображалось, обозначалось в соответствии с внешним православным чином, уставом. Чин, обряд стали центром веры. Принадлежность к православному обряду сделалась главным и, пожалуй, единственным условием «спасения в Бозе» (через церковь) в глазах верующих «совков», не желающих и слушать о том, что такое «спасение» может оказаться мнимым.

Этим и объясняется тот разительный факт, что вопреки всем ожиданиям, когда на рубеже 1990 г. верующие в СССР получили действительную (а не мнимую!) свободу, на неё, за исключением самой малости людей, почти никто и не вышел! А в этом 1990 г., то есть когда рухнул «железный занавес», отдалявший советский народ от остального міра, состоялось историческое решение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей о приёме под свой омофор (в свою юрисдикцию) всех тех в Советском Союзе, кто не желает оставаться в отступнической и еретической Московской лжепатриархии, а пожелали быть в Церкви Русской истинной и неповрежденной и просят об этом РПЦЗ! А просьбы были. В это же время вышли из подполья и многие из чудом уцелевших общин Катакомбной Церкви. Так что с этого исторического рубежа, с 1990 г., Господь дал реальную возможность всем, ищущим истины, всем, кто хотел бы настоящей православной, а не фальшивой церковной жизни, обрести такую жизнь.

Откликнулись всего несколько тысяч, остались в «патриархии» — миллионы! А к чему им было уходить от «патриарха» и его епископов, если верующие «совки» не требовали от своего духовенства ничего, кроме «чинного» исполнения положенных служб и треб. Иерархия и народ «патриархии» были едины по духу и сознанию, вполне понимали друг друга, играли вместе в «православную веру». Играть всегда легче чем жить; видимость истины всегда легче, чем сама истина, т.к. истина требует подвига, исповедничества, действительного покаяния и связанного с ним действительного преображения, коренного изменения и образа жизни и образа мысли! Верующие «совки» всегда хотели только одного — считаться (и себя самих в своих глазах мнить) православными, спасающимися. Поэтому и от своих епископов и священников они не требовали ничего другого, как только видимости, внешности, мнимости Православия, а не силы его. Когда чин, устав наполнены животворящей благодатью Духа Святаго, тогда они в самом деле очень важны и ценны, так что страшно порой изменить в них и малейшее. Но когда внутри Духа Святаго нет, тогда чин, обряд, устав превращаются тотчас в мёртвую схему, «букву убивающую». Строго держаться этой схемы и буквы можно лишь в том интереснейшем случае, когда в них именно только и полагать всё дело своего спасения! Вот причина, по которой «патриархия» очень держится внешних чинов и традиций особенно в богослужении при том, что очень многие её деятели совсем не признают этих чинов, открыто исповедуя возможность менять их в духе модернизма, в «духе времени».

Только после данного рубежа, после 1990 г. в обстановке и атмосфере относительной гражданской свободы, а наипаче — после спровоцированного мнимым «путчем» упразднения КПСС в 1991 г. и даже — советской власти в 1993 г. (!), вполне выяснилось и следующее. «Патриархия» в прежней Совдепии вовсе не была несвободной, порабощённой «Церковью молчания», как её часто называли. Её иерархи уже очень давно вовсе не по принуждению, не под давлением угождали большевицкому режиму, а совершенно добровольно и — от души! Они не были теми «новыми мучениками» за Церковь, какими представлялись пастве, и какими их склонны были видеть некоторые сторонние наблюдатели. Дело в том, что сергиански устрояемый епископат «патриархии», с каждым своим очередным поколением (пополнением) всё более действительно братался и дружился с партократами, с номенклатурой КПСС, по мере морально-идейного разложения номенклатуры! Так что епископы «патриархии», наипаче — самые высшие, т.е. те, что держат реальную власть в церкви, стали едино с партократией по духу по образу мысли, даже во многом — по языку (газетные штампы в их проповедях и речах — давно замеченное явление). Если на свете может быть что-либо более презренное, чем советская «культурная интеллигенция», то это только — епископат Московской «патриархии»! Князья (и «князьки») церкви точно так же, как партбояре, стали отличаться неимоверным высокомерием и чванством к подчинённым, и самым низким холуйством к вышестоящим, обзавелись домами, дачами-дворцами, толпой подхалимов-прислужников, всяческой роскошью. Так же, как партократы, разжиревшие епископы «патриархии» становились казнокрадами и мошенниками, обретали потрясающую способность честными, ясными глазами смотреть на собеседника или на свою паству и заведомо обманывать их самым убедительным образом. Лживость, безконечная лживость почти во всём, сделалась подлинной второй натурой «патриаршей» иерархии. «С кем поведёшься!...» Если экуменизм сделал Московскую «патриархию» едино по духу со всеми теми еретиками и даже вовсе не христианами, с какими она вступила в духовное общение через совместные молитвы, то сергианство сделало её едино с партократией. Теперь, когда сама партократия упразднила и сковывающую её коммунистическую идеологию и даже свою партию, с тем чтобы стать откровенно частными собственниками огромных награбленных у страны и народа средств и «перекрасилась» поэтому в демократию, но по-прежнему держит власть в России, «патриархия» по-прежнему едино с нею, служит ей на взаимно выгодных условиях. Впрочем, как мы видели, отныне «патриархия» стала всё более откровенно ориентироваться на подлинных хозяев положения — на иудеев.