Будда Шакьямуни - Собрание палийских джатак

По имени Достойный – Гуна;

Он проповедует умело

И окружён учениками,

Нагой он ходит, без одежды.

Его считают люди мудрым".

Услышав речи воеводы,

Послал Ангатий за возницей:

"Готовь, возничий, колесницу,

Мы в парк немедленно поедем".

Тот быстро подал колесницу

С сиденьем из слоновой кости.

Серебряною окаёмкой

Она сияла и сверкала,

Как полная луна на небе;

Четвёрка рысаков в упряжке,

Как на подбор, все белой масти,

А на бегу быстры, как ветер,

Притом совсем не норовисты.

Всё было белым: кузов, кони,

И царский зонт, и опахало.

В сопровожденье приближённых

Царь выехал на колеснице

И был прекрасен, словно Чандра.

Скакали верховые следом

И сабли наголо держали.

Так ехал царь, не больше часа;

Затем сошёл он с колесницы

И с приближёнными своими

Пришёл туда, где жил подвижник.

Кругом ученики сидели

И брахманы, текла беседа.

Царь никого не стал тревожить:

Он здесь не мог распоряжаться.

Так, окружённый всяким людом, царь сел поблизости и приветливо обратился к подвижнику.

Неподалёку царь уселся

На мягких набивных подушках,

Расположился поудобней

И вежливо беседу начал:

"Всего ли у тебя в достатке?

Ты крепок ли теперь здоровьем?

Как добываешь пропитанье?

Не трудно ль жить тебе, почтенный?

Не болен ли какой болезнью?

Не жалуешься ли на зренье?"

Ведехе, преданному дхарме,

Подвижник отвечал учтиво:

"Всё у меня благополучно,

Болезни мне не докучают.

А ты здоров ли, царь Видехи?

Тебя не донимают бунты?

А рысаки твои здоровы?

Не поломалась колесница?

Не мучат ли тебя болезни?

Они нередко губят тело!"

Так царь Видехи и отшельник

Приветствиями обменялись.

Царь времени не тратил даром,

Он тотчас перешёл к расспросам

О том, чего ему держаться,

О смысле дхармы и о пользе:

"Как почитать, согласно дхарме,

Отца и мать? Ответь, подвижник!

А как нам быть с учителями?

Каков наш долг перед семьёю?

Как относиться к старшим нужно?

А как – к отшельникам, монахам?

Как обращаться нужно с войском?

Чего держаться в управленье?

Как правильно исполнить дхарму,

Чтоб после смерти быть счастливым?

В ад попадают после смерти?"

Подобные вопросы лучше всего было бы задать самому Истинновсепробуждённому; если нет его – то пробуждённому-для-себя; если ж и того нет – то ученику пробуждённого; а уж если нет и ученика – то бодхисаттве. А царь такие важные вопросы задал безвестному, нагому, заблудшему адживику! Понятно, что тот не мог дать достойного ответа. И, не задумавшись, будто речь шла о том, чтобы быков гнать или после обеда мусор вынести, он заявил: "Слушай, государь", – и начал излагать своё лжеучение.

И на вопрос царя Видехи

Ответил Кашьяпа-подвижник:

"Скажу я истинную правду.

Внимай мне, государь, прилежно:

Хоть следуй, хоть не следуй дхарме –

Плода не будет никакого.

Не существует того света:

Никто оттуда не вернулся,

Нет, государь, покойных предков,

Родителей не существует.

Учитель бесполезен в жизни:

Того, кто буен от природы,

Не сможет усмирить учитель.

Все существа равны друг другу,

И старших почитать не нужно.

В труде, в старанье нету смысла,

А мужество всегда бесцельно.

Все существа судьбой влекомы,

Как бечевой влекома лодка.

Что суждено – то и получишь.

Плодов даяний не бывает,

А приношения бесполезны.

Ни власти нету, ни усилий.

Кто поглупей – дары приносит,

Кто поумней – их получает.

И все глупцы в самообмане

Невольно одаряют умных.

Всего семь сутей существует.

Они неразложимы, вечны:

Земля, вода, огонь и воздух,

Затем – несчастие и счастье;

Душа считается седьмою.

Никто их разложить не может,

Несокрушимы эти сути,

И истребить их невозможно:

Ведь меч проходит между ними.

Кто рубит голову на плахе,

Не задевает эти сути.

Как можно видеть здесь убийство?

Пусть восемьдесят кальп минует,

Потом ещё четыре кальпы –

Тогда все души чисты будут.

Нет раньше срока избавленья,

Какие ни блюди обеты.

И сколько б ты добра ни делал,

Освобожденья не ускоришь;

А можешь нагрешить без меры –

Освобожденья не замедлишь.

Очистимся мы постепенно

За восемьдесят кальп и дольше.

Не побороть необходимость –

Ведь море на берег не выйдет!"

Послушав поученья Гуны,

Сказал Алата-воевода:

"Признаюсь я, ученье это

Мне кажется правдоподобным.

Я помню прошлое рожденье,

Предшествующее этой жизни:

Я был забойщиком скота в ней

И был как Пингала известен.

В Варанаси, великом граде,

Я совершил грехов немало,

Без счёта резал скот на мясо:

Свиней, овец, козлов, баранов…

Но после смерти я родился

Богатым, сыном полководца.

А значит, нет плодов злодейства,

Иначе быть бы мне в кромешной!"

Алата заблуждался! Некогда он почтил цветами чайтью с останками десятисильного Кашьяпы. Потом, когда ему пришла пора умирать, сильнее своими последствиями оказались другие его поступки, и его странствие в мирском круговороте продолжалось по-всякому. Из-за какого-то дурного деяния он и родился забойщиком скота и натворил в той своей жизни много зла. Но потом, когда он умирал, давняя его заслуга – подношение чайтье – пересилила всё остальное – так огонь, что тлеет под золою, внезапно вырывается наружу. И получилось, что родился он сыном воеводы. А дальше своей предыдущей жизни он ничего не был в силах вспомнить, и потому решил, что нет плодов злодейства, и поддержал учение Гуны.

Сидел там раб неподалёку,

Что Биджакою прозывался.

Он Кашьяпу пришёл послушать,

Хоть и постился в полнолунье.

Услышал он ученье Гуны

И сказанное воеводой

И, тяжко-тяжко воздыхая,

Заплакал горькими слезами.

Его окликнул царь Видехи:

"Скажи, любезный, что ты плачешь?

Ты удручён какой-то вестью?

Что тяготит тебя? Откройся!"

Вопросу царскому внимая,

Ответил Биджака правдиво:

"Ничто не тяготит мне душу.

Послушай, царь, что расскажу я.

Я помню прошлое рожденье:

Там жизнь моя была счастливой.

Ведь был я в городе Сакете

Купцом и прозывался Бхава,

Был предан дхарме, уважаем;

Подвижникам и неимущим

Я неизменно был опорой;

Ни одного греха в той жизни

Я за собою не припомню.

Но после смерти я родился

Здесь сыном женщины несчастной

– Ведь я, Ведеха, сын рабыни, –

Теперь я неимущ и жалок.

Но, несмотря на свою бедность,

Я добродетели привержен,

Готов обедом поделиться

Со всеми, кто меня беднее.

По полнолуньям, новолуньям

Пост соблюдаю непреложно,

Зла никому не причиняю,

Не зарюсь на добро чужое.