Будда Шакьямуни - Собрание палийских джатак

"Кто выручит попавшего в беду,

Кто для тебя опорой верной будет –

В похвальных ли, в недобрых ли делах

Открыть такому другу тайну можно".

Тогда царь спросил Пуккусу: "Как ты считаешь, Пуккуса, кому можно доверить тайну?" – и тот прочёл такую гатху:

"Когда твой старший или младший брат

Отменно добродетелен, надёжен –

В похвальных ли, в недобрых ли делах

Открыть спокойно брату тайну можно".

Потом царь спросил Кавинду, и тот прочёл такую гатху:

"Когда душевно близок сын отцу,

Умён, всегда готов повиноваться –

В похвальных ли, в недобрых ли делах

Открыть спокойно сыну тайну можно".

Потом царь спросил Девинду, и тот прочёл такую гатху:

"Нас мать, о лучший из земных владык,

Воспитывает с нежностью, с любовью.

В похвальных ли, в недобрых ли делах

Доверить ей спокойно тайну можно".

Расспросив их, царь обратился к мудрецу: "Как ты считаешь, о мудрый?" – и тот произнёс:

"Тайну лучше в тайне и хранить,

Открывать её – едва ль похвально.

Умный тайну выдать не спешит.

Промолчи, пока не кончишь дело!"

Царю эти слова мудреца не понравились, и он переглянулся с Сенакой. Бодхисаттва заметил это и понял, что, как и раньше, эти четверо прибегли к клевете и вопрос был задан, чтобы испытать его. А между тем, пока они беседовали, Солнце зашло и в покоях зажгли светильники. "Пути царей неисповедимы, – подумал мудрец. – Никто не знает, что может случиться. Мне надо уходить отсюда без промедления". Он поднялся с места, поклонился царю и вышел, думая про себя: "Из них один сказал, что тайну можно открыть другу, другой – что брату, кто-то сказал, что сыну, кто-то – матери. Должно быть, каждый из них или сам так поступил, или был тому свидетелем, или слышал о подобном от очевидца. Ладно, я это узнаю сегодня же", – решил он.

А у тех четверых было в обычае по выходе из дворца присаживаться на опрокинутые конские ясли, что лежали близ дворцовых ворот, и обсуждать свои дела, прежде чем разойтись по домам. Мудрец решил спрятаться под эти ясли и узнать их тайные замыслы. С помощью своих слуг он приподнял ясли и забрался под них, подстелив себе коврик, а слугам наказал прийти за ним, когда четверо мудрецов, посовещавшись, удалятся. Те обещали ему вернуться вовремя и ушли.

Сенака между тем сказал царю: "Махараджа, ты нам не верил, а теперь что ты думаешь?" Царь же внял речам клеветников, не размыслив, как следует, и спросил, устрашённый: "Что нам теперь делать, пандит Сенака?" – "Махараджа, – отвечал тот, – немедля и никого не уведомляя, сына простолюдина надо убить". – "О Сенака, никто так не печётся о моём благе, как ты! Завтра утром ты придёшь со своими товарищами и станешь у дверей, и когда сын простолюдина явится на службу, ты этим мечом отрубишь ему голову". И он отдал ему свой царский драгоценный меч. "Хорошо, государь, – сказали они, – не беспокойся, мы убьём его", – и с этими словами они удалились.

"Наконец-то мы взяли верх над нашим врагом!" – воскликнули они, выйдя из дворца, и сели на яслях. Сенака сказал: "Ну, так кто же нанесёт удар сыну простолюдина?" – "Ты же и нанесёшь, учитель", – сказали другие, возлагая на него это бремя. Сенака между тем молвил: "Каждый из вас сказал, кому, по его мнению, можно доверить тайну. Вы что, сами так поступили когда-нибудь, или видели, или слышали о подобном?" – "Оставь, учитель. А когда ты сам сказал, что тайну можно доверить другу, ты собственный поступок имел в виду?" – "Какое вам дело до этого?" – "Нет, ты скажи, учитель!" – "Если об этой тайне узнает царь, я погиб". – "Не бойся, учитель, здесь нет никого, кто выдал бы твою тайну, расскажи нам, учитель!" Он постучал пальцем по яслям и сказал: "А не может быть, что здесь прячется сын старейшины?" – "Да что ты, учитель, полезет ли сюда такой важный человек, как сын старейшины? Он, должно быть, упоён своим успехом. Рассказывай". И Сенака поведал им свою тайну. "Знаете ли вы в этом городе такую-то гетеру?" – спросил он их. "Да, учитель". – "А давно ли видели вы её?" – "Давно не видели, учитель". – "Я развлекался с нею однажды в саловой роще, а потом убил, чтобы завладеть её драгоценностями. Их я завязал в узел, который отнёс домой и повесил на слоновый бивень в такой-то комнате на таком-то этаже. Но воспользоваться ими я не могу, пока не пройдёт время. Об этом тяжком преступлении моём я рассказал одному только другу, и он пока никому не проболтался. Вот потому-то я и сказал, что тайну можно доверить другу".

Мудрец всё это подслушал и крепко эту тайну запомнил. Потом и Пуккуса открыл свою тайну: "У меня на бедре есть пятно от проказы. По утрам мой младший брат промывает язву и делает перевязку, и никому не говорит об этом. А царь, когда он в хорошем настроении, обычно подзывает меня и кладёт мне голову на колени. Если он узнает о язве, он меня убьёт. Никто об этом не знает, кроме моего младшего брата, потому-то я и сказал, что тайну можно доверить брату".

И Кавинда рассказал о своей тайне: "Однажды в тёмную ночь в канун поста в меня вселился яккха по имени Нарадева. Я стал лаять, как бешеный пёс. В минуту просветления я рассказал о происшедшем со мною своему сыну. С тех пор, когда он видит, что на меня находит, он оставляет меня связанным во внутренних покоях, запирает дверь, а сам, чтобы заглушить мой крик, затевает шум у входа в дом. Потому я и сказал, что тайну можно доверить сыну".

Тогда те трое обратились к Девинде, и он тоже открыл свою тайну:

"В бытность мою смотрителем царской сокровищницы я украл драгоценный камень-талисман, приносящий счастье, который бог Шакра даровал царю Куше, и отдал его своей матери. Она никому о том не сказала; теперь, когда я отправляюсь в царский дворец, я всякий раз беру его у неё, и благодаря этому во дворце мне сопутствует удача. Царь заговаривает со мною первым, прежде чем обратиться к вам, и каждый день дарит мне то восемь, то шестнадцать каршапан, то тридцать две, то шестьдесят четыре. Если царь узнает, что я скрываю у себя этот камень, я погиб. Вот потому-то я и сказал, что тайну можно доверить матери".

Так Махосадха узнал все эти тайны. А те, словно извергнув из разверстой груди свои тайны одну за другой и тем облегчив душу, поднялись с места и удалились со словами: "Завтра придём спозаранку и убьём сына простолюдина".

Когда они ушли, пришли слуги мудреца, приподняли ясли, дали выбраться хозяину и проводили его домой. Он умылся, переоделся и поел. Зная, что царица Удумбара, названная сестра его, должна сегодня прислать ему весть из дворца, он послал верного человека сторожить у дверей, наказав ему немедля ввести гонца, который прибудет из царского дворца, а сам прилёг отдохнуть.

А царь в это время, тоже отдыхая на ложе, вспоминал достоинства мудреца. "Пандит Махосадха служит мне с семилетнего возраста и никогда ещё не делал мне дурного, – думал он. – Когда богиня задала мне трудные вопросы, я бы погиб, если бы не мудрец. Не следовало мне слушать речи его заклятых врагов и вручать им меч для казни мудрейшего из мудрых. С завтрашнего дня я его уже никогда не увижу!" И он опечалился, пот выступил у него на теле, в горести он лишился душевного покоя. Царица Удумбара, делившая с ним ложе, видя его в таком расположении духа, спросила: "Не провинилась ли я чем-нибудь перед тобой? Или что-нибудь другое печалит государя?" И она молвила: