Будда Шакьямуни - Дигха Никая

– Если, уважаемый Кашьяпа, разбойник попросит палачей: “Подождите немного, почтенные палачи. Есть у меня в такой-то деревне или на таком-то торжке друзья-приятели, кровные родственники. Я им кое-что передам и вернусь” – то ничего у него не выйдет. Так и отрубят ему палачи голову под эти причитания.

– Стало быть, князь, если разбойник попросит палачей: “Подождите немного, почтенные палачи. Есть у меня в такой-то деревне или на таком-то торжке друзья-приятели, кровные родственники. Я им кое-что передам и вернусь” – то ничего у него не выйдет, хотя и он человек, и они люди. Так неужто у твоих друзей-приятелей или кровных родственников-убийц, воров, прелюбодеев, лгунов, клеветников, пустословов, жадных, исполненных вражды и ложных воззрений, когда они после смерти, после распада тела попадут в дурной удел, в преисподнюю, в кромешную, в ад, выйдет, если они попросят адских стражей: “Подождите немного, почтенные адские стражи. Мы только сходим к князю Паяси и дадим ему знать, что есть тот свет, есть самородные существа, есть плоды и последствия дурных и добрых дел?” Так что и из такого соображения, князь, выходит, что есть тот свет, есть самородные существа, есть плоды и последствия дурных и добрых дел.

– Хоть почтенный Кашьяпа и говорит так, я продолжаю думать, что нет того света, нет самородных существ, нет плодов и последствий дурных и добрых дел.

– И у тебя есть какое-то соображение, князь?

– Есть, уважаемый Кашьяпа.

– И какое же оно, князь?

– Вот есть у меня, уважаемый Кашьяпа, друзья-приятели или кровные родственники, – отвращённые от убийства, отвращённые от воровства, отвращённые от прелюбодеяния, отвращённые ото лжи, отвращённые от клеветы, отвращённые от грубости, отвращённые от пустословия, не жадные, лишённые враждебности и исполненные истинных воззрений. Иной раз случается, что они занемогут, занедужат, сделаются тяжело больны. Когда я уверен, что им уже от этой болезни не оправиться, я к ним иду и говорю: “Есть шраманы и брахманы, которые так считают и так утверждают: “Все те, кто отвращены от убийства, отвращены от воровства, отвращены от прелюбодеяния, отвращены ото лжи, отвращены от клеветы, отвращены от грубости, отвращены от пустословия, не жадны, лишены враждебности и исполнены истинных воззрений – все они после смерти, после распада тела попадут в благой удел, на небеса”. И вы, почтенные, – как раз отвращены от убийства, отвращены от воровства, отвращены от прелюбодеяния, отвращены ото лжи, отвращены от клеветы, отвращены от грубости, отвращены от пустословия, не жадны, лишены враждебности и исполнены истинных воззрений. Если утверждение тех шраманов и брахманов истинно, то вы, почтенные, после смерти, после распада тела попадёте в благой удел, на небеса. Если вы и в самом деле попадёте после смерти, после распада тела в благой удел, на небеса, то навестите меня и дайте знать: есть-де тот свет, есть самородные существа, есть плоды и последствия дурных и добрых дел. Я на вас, почтенные, надеюсь, я вам доверяю, что вы видели, почтенные, то всё равно, что я сам видел, так то и должно быть”. Они мне обещают, да не приходят потом и знать не дают, и вестника мне не шлют. Вот то соображение, уважаемый Кашьяпа, из которого у меня выходит, что нет того света, нет самородных существ, нет плодов и последствий дурных и добрых дел.

– Так я тебе, князь, сравнение приведу. Через сравнение некоторые сообразительные люди понимают смысл сказанного. Представь себе, князь, что человек сидит по уши в куче дерьма. И ты прикажешь своим слугам: “Вытащите-ка этого человека из этой кучи дерьма”. “Слушаемся”, – ответят они и вытащат того человека из той кучи дерьма. “А теперь хорошенько соскребите дерьмо с тела этого человека бамбуковой щёткой”. – “Слушаемся”, – ответят они и хорошенько соскребут дерьмо с тела этого человека бамбуковой щёткой. И ты им велишь: “А теперь три раза хорошенько оботрите тело этого человека жёлтой глиной”. И они три раза хорошенько оботрут тело этого человека жёлтой глиной. И ты им велишь: “А теперь умастите тело этого человека маслом и три раза, как следует припудрите его тонкой пудрой”. И они умастят его тело маслом, три раза как следует припудрят его тонкой пудрой. Затем велишь: “А теперь причешите ему голову и бороду”. И они причешут этому человеку голову и бороду. И ты им велишь: “А теперь умастите этого человека драгоценным благовонием, наденьте на него драгоценную гирлянду, драгоценные одежды”. И они умастят его драгоценным благовонием, наденут на него драгоценную гирлянду и драгоценные одежды. И ты им велишь: “А теперь отведите этого человека во дворец, ублажайте все его пять чувств”. И они отведут его во дворец и станут ублажать все его пять чувств. – Как ты полагаешь, князь? Будет ли у этого человека – вымытого, умащенного, причёсанного, надевшего гирлянды и ожерелья, одевшегося в белое, находящегося на террасе прекрасного дворца, ублажающего, удовлетворяющего и тешащего все свои пять чувств, – будет ли у него желание снова залезть в кучу дерьма?

– Вовсе нет, уважаемый Кашьяпа.

– С чего же так?

– Грязна, Кашьяпа, куча дерьма, и слывёт грязною, вонюча и слывёт вонючею, мерзка и слывёт мерзкою, отвратительна и слывёт отвратительною.

– Вот точно так же, князь, и люди для богов – грязны и слывут грязными, вонючи и слывут вонючими, мерзки и слывут мерзкими, отвратительны и слывут отвратительными. Человеческий запах для богов уже за сто йоджан противен делается, о князь. Так неужто твои друзья-приятели, кровные родственники, что отвращены от убийства, отвращены от воровства, отвращены от прелюбодеяния, отвращены ото лжи, отвращены от клеветы, отвращены от грубости, отвращены от пустословия, не жадны, лишены враждебности и исполнены истинных воззрений, когда они после смерти, после распада тела попадут на небеса, навестят тебя и дадут знать: есть-де тот свет, есть самородные существа, есть плоды и последствия дурных и добрых дел? – Так что и из такого соображения, князь, выходит, что есть тот свет, есть самородные существа, есть плоды и последствия дурных и добрых дел.

– Хоть почтенный Кашьяпа и говорит так, я продолжаю думать, что нет того света, нет самородных существ, нет плодов и последствий дурных и добрых дел.

– И у тебя есть какое-то соображение, князь?

– Есть, уважаемый Кашьяпа.

– И какое же оно, князь?

– Вот есть у меня, уважаемый Кашьяпа, друзья-приятели или кровные родственники, – отвращённые от убийства, отвращённые от воровства, отвращённые от прелюбодеяния, отвращённые ото лжи, отвращённые от клеветы, отвращённые от грубости, отвращённые от пустословия, не жадные, лишённые враждебности и исполненные истинных воззрений. Иной раз случается, что они занемогут, занедужат, сделаются тяжело больны. Когда я уверен, что им уж от этой болезни не оправиться, я к ним иду и говорю: “Есть шраманы и брахманы, которые так считают и так утверждают: те, кто отвращены от убийства, отвращены от воровства, отвращены от прелюбодеяния, отвращены ото лжи, отвращены от клеветы, отвращены от грубости, отвращены от пустословия, нежадны, лишены враждебности и исполнены истинных: воззрений, те после смерти, после распада тела попадают в благой удел, на небеса, в сообщество богов Обители Тридцати Трёх”. И вы, почтенные, как раз отвращены от убийства, отвращены от воровства, отвращены от прелюбодеяния, отвращены ото лжи, отвращены от клеветы, отвращены от грубости, отвращены от пустословия, не жадны, лишены враждебности и исполнены истинных воззрений. Если утверждение тех шраманов и брахманов истинно, то вы, почтенные, после смерти, после распада тела попадёте в благой удел, на небеса, в сообщество богов Обители Тридцати Трёх. Если вы и в самом деле попадёте после смерти, после распада тела в благой удел, на небеса, в сообщество богов Обители Тридцати Трёх, то навестите меня и дайте знать: есть-де тот свет, есть самородные существа, есть плоды и последствия дурных и добрых дел. Я на вас, почтенные, надеюсь, я вам доверяю, что вы видели, почтенные то всё равно что я сам видел, так то и должно быть”. Они мне обещают, да не приходят потом и знать не дают, да и вестника мне не шлют. Вот то соображение, уважаемый Кашьяпа, из которого у меня выходит, что нет того света, нет самородных существ, нет плодов и последствий дурных и добрых дел.