Будда Шакьямуни - Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

"Чья работа?" –

"Моя, государь". –

"Что не твоя, видно сразу. Скажи честно, чья?" –

"Это подмастерье мой сделал". –

"Не он тебе, а ты ему в подмастерья годишься. Поучись у него ремеслу. Отныне пусть он один изготовляет посуду для моих дочерей. А ему передай эту тысячу монет". Царь вручил мастеру деньги и сказал:

"Эти горшки, что поменьше, снеси моим дочерям". Горшечник пошёл к ним и говорит:

"Вот вам, девушки, игрушечная посуда". Все сбежались. Тот горшок, что бодхисаттва лепил для Прабхавати, к ней и попал.

Она посмотрела на него, увидела на нём себя и свою няньку, поняла, что работа-то царя Куши, и, рассердившись, сказала:

"Этого мне не нужно, отдавай, кому хочешь". Сёстры, видя, что она недовольна, посмеялись над нею:

"Неужто ты думаешь, что это сделал царь Куша? Да не может такого быть. Это сделал горшечник, бери смело". Прабхавати не стала им объяснять, что сделал-то горшок всё же царь и что он теперь в городе. Горшечник вернулся и передал бодхисаттве деньги:

"Царь твоей работой доволен, любезный. Он велит тебе делать горшки для его дочерей, а я буду их относить во дворец".

"Вот и отсюда нет мне хода к Прабхавати, надо идти в другое место", — решил бодхисаттва. Деньги он оставил мастеру, а сам пошёл в подмастерья к корзинщику. Для Прабхавати он сплёл опахало и изобразил на нём царский белый зонт, а под зонтом — нарядную Прабхавати, и сидит она в пиршественном зале. Наделал он и других вещиц. Мастер взял это всё и пошёл во дворец. И опять обернулось, как с гончаром: царь заплатил мастеру тысячу, а сработанные бодхисаттвой вещицы велел отнести к дочерям. Опахало, назначенное для Прабхавати, корзинщик протянул прямо ей. Другая бы на нём ничего не увидела, а Прабхавати всё разглядела, поняла: опять это работа царя — и в гневе бросила опахало наземь. Сёстры снова её на смех подняли. Корзинщик с тысячей монет вернулся к бодхисаттве.

"Вот и здесь мне делать нечего", — понял тот, вернул хозяину деньги и пошёл в подмастерья к цветочнику. Наделал он из цветов множество гирлянд позатейливей, а для Прабхавати сплёл такую гирлянду из разных цветов, что на ней можно было увидеть всяческие картины. Цветочник понёс всё продавать во дворец. Царь глянул и спрашивает:

"Это чья работа?" –

"Моя, государь". –

"Что не твоя, видно сразу, лучше честно признайся". –

"Это мой подмастерье сработал". –

"Не он тебе, а ты ему в подмастерья годишься! Поучись у него ремеслу. Отныне гирлянды для моих дочерей пусть плетёт он один, а ему передай эту тысячу монет. — Царь вручил цветочнику деньги и добавил:

"Цветы отнеси моим дочерям". Ту затейливую гирлянду, что бодхисаттва предназначал для Прабхавати, цветочник отдал ей в руки. Она посмотрела, увидела там своё изображение, а потом и царя и много другого, поняла, что это опять работа царя, рассердилась и швырнула гирлянду на землю. Сёстры снова посмеялись над нею. Цветочник вернулся домой, передал бодхисаттве тысячу монет и рассказал, что с ним было.

"Вот и отсюда не попасть мне к Прабхавати", — решил бодхисаттва, оставил цветочнику деньги и пошёл в ученики к царскому повару. Однажды повар понёс царю какое-то замысловатое блюдо, а кости с остатками мяса отдал бодхисаттве, чтобы тот приготовил поесть ему самому. Бодхисаттва сготовил их так, что по всему городу пошёл соблазнительный запах. Царь принюхался и спрашивает повара:

"Что это? Какое-то новое, небывалое мясо готовят на кухне?" –

"Нет, государь. Просто я дал подручному кости с остатками мяса, чтоб из них он сготовил что-нибудь для нас самих. Тем, наверное, и пахнет". –

"Принеси-ка мне отведать!" Стоило царю лишь кончиком языка коснуться кусочка принесённого мяса, как его тотчас проняло, — всё его тело отозвалось на этот вкус. Новое блюдо так пришлось царю по душе, что он тут же дал повару для бодхисаттвы тысячу монет и повелел:

"Пусть отныне для меня и для моих дочерей готовит этот твой подручный. Кушанья мне будешь носить ты сам, а дочерям пусть носит он". Повар вернулся и передал царское распоряжение бодхисаттве.

"Наконец-то исполнится моё чаяние — я увижусь с Прабхавати!" — и на радостях он отдал все деньги повару. На следующий день он приготовил обед; кушанья царю понёс повар, а сам бодхисаттва взял коромысло с судками и пошёл к царевнам. Прабхавати увидела, что он поднимается в её покои с коромыслом на плечах, и подумала: "Он занимается не подобающим ему делом, взялся за труд рабов и наёмных слуг! Если я сейчас промолчу, он возомнит, что я стала к нему благосклонна, усядется здесь и уставится на меня, так что его будет не выгнать. Надо обойтись с ним построже и высмеять, чтобы он не вздумал тут оставаться. Прогоню его немедленно!" Дверь она оставила полуоткрытой, одну руку положила на притолоку, другой взялась за засов и сказала:

"Напрасно, Куша, на кухне гнёшься При свете дня и в тёмную полночь, В Кушавати лучше б тебе вернуться! Ты мне, невзрачный, совсем не нужен".

"Вот и услышал я голос Прабхавати!" — обрадовался царь и ответил:

"Твоей красотою навек прельщённый, Отсюда в Кушавати не уйду я. Мне царство мадров милее дома, Я счастлив тем, что тебя увидел. Твоей красотою навек прельщённый, Себя не помня, брожу по свету. Стремлюсь к тебе, о газелеокая. Что мне с того, откуда я родом? Тебя, в парчу одетую и в поясе из золота, Хочу, прекраснобёдрая, а царства мне не надобно".

"Я заговорила с ним пренебрежительно, думала, он обидится, а он от этого только в восторге. Что, если он опять схватит меня за руку и скажет: "Я — царь Куша!" Кто придёт тогда ко мне на помощь? А ведь нас, чего доброго, услышат!" — с такими мыслями Прабхавати захлопнула дверь и заперлась. Коромысло с судками царь отнёс к её сёстрам и накормил их. Прабхавати сама есть не пошла, послала горбунью: "Ступай, принеси мне еды, что царь приготовил". Та принесла:

"Вот она, ешь". –

"Нет, им приготовленного я есть не стану. Ешь сама. А свой обед сдобри чем-нибудь и принеси мне. О том же, что царь Куша здесь, никому ни слова". Отныне горбунья ела то, что приносил Куша, а свой обед отдавала Прабхавати. Повидать Прабхавати Куше так и не удавалось, и он задумался:

"Да есть ли у неё хоть капля жалости ко мне? Надо бы это проверить". Однажды, накормив её сестёр обедом, он, выходя из их покоев, нарочно споткнулся о порог, разронял горшки, сам со стоном упал и затаил дыхание. Прабхавати на шум приоткрыла дверь, увидала, что он лежит ничком, а сверху — коромысло:

"Вот лежит здесь царь, первый на всей Джамбудвипе! День и ночь он мучится из-за меня. А он ведь к такой жизни не привык, вот и свалился он, ещё и коромыслом придавлен. Да жив ли он?" — подумала она, вышла из комнаты, перевернула его и заглянула ему в лицо: дышит или нет? Бодхисаттва набрал полный рот слюны и плюнул — попало на её одежду. Прабхавати тотчас вернулась в комнату и, оставив дверь полуоткрытой, насмешливо сказала: