Виллигис Йегер - Поиск смысла жизни. Изменение сознания на пути к внутреннему миру

Созерцательность — это слово, которое использовалось во всем средневековье для обозначения беспредметной молитвы. Она была высшей формой и целью любого молитвенного наставления.

Различают три формы молитвы:

1) Устная молитва — oratio.

2) Мыслительная молитва — meditatio.

3) Созерцательная молитва — contemplatio.

Тереза Авильская предложила еще более точное деление:

1) Устная молитва.

2) Ментальная молитва.

3) Медитация (наблюдение, возможно с чтением).

4) Молитва сосредоточенности мысли (активная и пассивная).

За этими формами начинается собственно созерцательная молитва:

5) Молитва покоя.

6) Созерцательность (также называемая unio mystica — «погружение», «искусство любви»).

Первые четыре формы обращены к интеллектуальным и чувственным способностям человека, то есть он молится со смыслом, с чувством и пониманием, он занимается таким содержанием сознания, как образы, слова, метафоры или природа, благодаря чему происходит подъем душевных сил. [48] Ср. Johannes v. Kreuz, АВКII, 15. Мистики называют это медитацией, а сегодня еще говорят — наблюдение.

Созерцательность возможна только в том случае, если разум, память и воля находятся в состоянии покоя. Все душевные силы в созерцательности ведут себя пассивно. Что-то происходит с молящимся. Никакие содержания не согласны оставить сами религиозные образы, видения, внутренние обращения и благочестивые мысли. Созерцательность — это чистое смотрение. С молящимся что-то происходит. Это пробуждение к нашей истинной Божественной сущности.

Пожалуй, нет ни одной религии, которая бы не показывала двойной путь к Богу. Религиозная наука использует для их обозначения собственные понятия: апофатический и катафатический (аро — «путь»; kata — «соответствующий»; phatis — «речь, слово»). Один проходит свой путь молча, другой — с речами и словами.

Катафатический спиритуализм занимается содержанием сознания, то есть образами, представлениями и понятиями. Он ориентирован на содержание и исходит из убеждения, что образы и понятия человеку необходимы для того, чтобы прийти к Богу. Они имеют огромное значение для развития религиозной жизни.

Апофатический спиритуализм ориентирован на чистое, полое сознание, а содержание считает досадной помехой. До тех пор пока сознание держится за образы и концепции, оно не окажется там, где происходит истинное познание Бога. Образы и концепции скорее затемняют Божественное, чем освещают его.

Многие люди идут к Богу по катафатическому пути, то есть по пути образов, представлений и слов. Поэтому катафатический спиритуализм во всех религиях играет большую роль. Чем глубже религия погружается в мистическое познание, тем больше она становится апофатической; это значит, что она отказывается от образов, представлений и концепций, поскольку они определенным образом затемняют Бога.

С одной стороны, религии нужны образы и слова, так как без них невозможно донести веру до человека, а с другой стороны, велика опасность ее овеществить и, в конечном счете, даже сделать из нее культ. Образы и символы — это истинный путь, который ведет к конечной действительности, но также они могут быть и препятствием.

Апофатический спиритуализм в религиях откровений, прежде всего в христианстве, вызывал некоторые сомнения. Он всегда представлял собой более или менее широкое течение, которое временами протекало тайно, а иногда распространялось с размахом. Тем не менее институт религии испытывает к нему определенное недоверие. Иногда оно является обоснованным, особенно тогда, когда мистический путь становится антитеологическим или даже антиинтеллектуальным, и опускается до некритического, а временами до парапсихического уровня. Мистика и теология являются двумя столпами одной религии. Лишь когда оба существуют устойчиво и уравновешенно, расцветает религиозная жизнь.

По какому пути пойдет человек — зависит от структуры его личности. Тот, кто сильно ориентирован на субъект — объект, в большинстве своем, боится освободить свое «Я», или, как говорит мистика, боится умереть. Таким людям нужен визави, за которым они могут закрепить их «Я». Чаще всего для этого служат религиозные образы и теологические понятия. Образы могут растолковать человеку Божественную мистерию, но могут и изменить ее; ибо они часто используют самосознание, чтобы защитить себя от его распада. Критика безобразного созерцательного пути, тем самым, происходит часто от страха: если освободиться от образа Бога, то исчезнет и собственное «Я». Поэтому образы чаще всего считают тем, за чем они стоят. Они стано вятся идолами. Удержание образов и понятий кажется одной из самых изощренных уловок самосознания, чтобы воспрепятствовать более глубокому единению с Богом.

Самосознание и познание единства являются смертельными врагами. Они не могут существовать друг с другом. За время мистического переживания человек теряет свое самосознание. Таким образом, мистерия несет с собой угрозу. Человек некоторое время пребывает в полном благоговении и страхе. Очень медленно наступает более глубокая готовность раскрыть себя навстречу мистерии. Это всегда означает освобождение от своего «Я» и его представлений. Наше «Я» — это то, что постоянно конституируется памятью, но не существует в себе самом. На протяжении созерцательного пути человек познает, что его сущность лежит намного глубже, чем то поверхностное «Я», которое формируется разумом, смыслом и волей. Многие люди оказываются жертвами заблуждений, когда свой внешний облик считают своей настоящей личное тью. Чтобы познать великую Божественную действительность, нужно освобождаться от этого ложного автопортрета.

На практике, правда, в каждом человеке смешались оба духовных пути. Мистик участвует в богослужениях и проповедует, в общем, свои верования. Его духовное познание, безусловно, превосходит это все.

Постоянно возникает вопрос, должны ли мы уже путь к созерцательности называть «созерцательностью». Некоторые средневековые учителя говорят об упражнениях в созерцательности. Так, Иоанн Креста пишет, что «необходимо встать на созерцательный путь». [49] Там же, III, 14. Он знает даже «градацию» созерцательности. [50] Там же und Johannes V. Kreuz, Die dunkle Nacht, SW, Einsiedeln 1977,11,18. (Далее будут обозначаться как DN.)

Мадам Гийон (1648–1717) говорит о коротком и легком пути к внутренней молитве, по которому, без каких-либо трудностей, могут пойти все и при этом уйти далеко за короткое время. [51] Ср. М. Guyon, Kurzer und sehr leichter Weg zum inneren Gebet, Hrsg. v. E. Jungclaussen, Freiburg 1988, S. 51.