Андрей Ткачев - В присутствии Бога. Беседы о Ветхом Завете

«Смердят, гноятся раны мои от безумия моего» — Давид никогда не был смраден и гноен. Смраден и гноен физически был как раз Иов. Но Давид ощущает смрад от своих духовных состояний. И в этом смысле он тоже уникальный человек. Признать пред Богом в молитве, что ты смердишь и гноишься внутри от грехов — это, знаете ли, если не для красного словца делать, а по совести, стоя перед лицом Создателя — это большая боль, рождающая большое утешение в последующем.

«Я изнемог и сокрушен чрезмерно; кричу от терзания сердца моего». По-славянски еще более поэтично: «Рыках от воздыхания сердца моего». Какое-то рычание в сердце рождается. Человек — как раненый зверь, когда ощущает боль греха в себе: «Господи! Пред Тобою все желания мои, и воздыхание мое не сокрыто от Тебя».

«Сердце мое смятеся, остави мя сила моя, и свет очию моею, и той несть со мною». В беседе о третьем псалме мы говорили о том угле прочтения, при котором можно узнать страдающего Мессию. Страдающего Мессию еще более можно узнать в тридцать седьмом псалме. Не зря мудрецы Ветхого Завета, Израиля, говорили, что весь Ветхий Завет, весь Танах, всё Писание в каждой строчке благове-ствует Мессию, проповедует Его. Только тайно проповедует — это нужно понимать. Псалмы открыто говорят о страданиях праведника. Страдающий праведник — это Иов. Страдающий царь — это Давид. Кающийся царь и страдающий царь, царь смиренный — это Давид. В этом смысле он предвозвещает искупительные страдания Господа Иисуса Христа.

Если нам понадобится читать этот псалом отдельно от всех остальных, по своей собственной нужде, мы сможем пользоваться им именно в те дни, когда отравлены беззакониями. Тридцать седьмой псалом — это уникальная покаянная песня. Здесь человек находит сам себя, во всех своих безобразиях: «Беззаконие мое я сознаю и сокрушаюсь о грехе моем». Яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну (Пс. 50, 5). «Выну» значит «всегда».

Последний вопль особенно важен, ибо он обнадеживает человека: «Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене. Вонми в помощь мою, Господи спасения моего». Этот плач тридцать седьмого псалма можно назвать радостотворным: если плач соединён с надеждой, то он несет в себе утешение. Тот, кто имеет счастье выплакиваться, кто хотя бы раз в жизни выплакивал свою душу с «рыканием» сердца, с этой тяжестью (которая, быть может, требует полного одиночества — потому что великие скорби требуют полного одиночества), кто выплакивал, повторяю, перед лицом Бога свою душу, тот знает, как вслед за этим в душу приходит облегчение и укрепляется надежда, укрепляется вера. Правы апостолы, когда говорят: «Принимайте с радостью, братья, когда впадаете в различные искушения, зная, что искушения веры вашей рождают надежду. Надежда же не посрамит» (см. Рим. 5,3-5).

Псалом тридцать седьмой — второй псалом шестопсалмия — достоин того, чтобы знать его хорошо и пользоваться им вместе с псалмом пятидесятым в дни покаянной грусти, в дни особенно острой боли о своих грехах. И для того, чтобы применять его хорошо, стоит прислушиваться к нему, когда мы стоим в храме на службе, внимать каждому слову, запоминать, впитывать, осознавать, прочитывать в одиночестве по памяти — и таким образом пользоваться этим бесценным сокровищем для спасения собственной души.

Мы продолжаем разговор о шестопсалмии. Оно делится на две равные части — по три псалма. Первое трехпсалмие заканчивается псалмом шестьдесят вторым — третий, тридцать седьмой, шестьдесят второй. Не поленюсь напомнить, что если мы сделаем для себя понятными и хорошо знакомыми слова псалмов на богослужении, слова воскресных и будничных антифонов на Литургии, то мы раскрасим для себя богослужение. Вместо того чтобы тяготится службой и спрашивать, когда это закончится, мы будем с удивлением говорить: «Что, уже всё?!» — она будет пролетать, как скорый поезд мимо мальчика, стоящего на полустанке. Поэтому труд наш очень важен — мы пытаемся ближе донести до сознания смысл псалмов, читаемых чаще всего.

Шестьдесят второй псалом — это третий псалом шестопсалмия, и он — радостный. Как мы уже говорили, жизнь идет волнообразно, и нужно понимать, что она не может двигаться только в одном ключе, в одном русле. Почему, заметьте, воскресший Христос приходил к апостолам и уходил, а не оставался с ними все сорок дней от Воскресения до Вознесения? Потому, что здесь есть свой закон: человек не может всю свою жизнь, долгие дни подряд предстоять перед Богом, находясь перед Ним неотлучно — он изнеможет и не вынесет этого предстояния, он просто прорвётся, как мехи. Поэтому Господь приходит и уходит. Это потому, что человеку нужно напрягаться и отдыхать. Если он будет просто расслаблен — он пропадет, как заржавевшее железо. Если он будет напряжен все время — он порвётся, как перетянутая струна или тетива. Так и в жизни бывают периоды напряжения и расслабления. И псалмы идут — от глубокой скорби и покаяния — до радости.

Псалом шестьдесят второй — это псалом, говорящий о насыщении Богом, о том, что человек напитан, насыщен Богом и радостен, лицо его как будто намазано жиром, уста у него исполнились тука и елея. Давид молится и говорит: «Как туком и елеем, насыщается душа моя, и радостными гласами восхваляют Тебя уста моя». Тук и елей — это жир и масло. Жиром и маслом намащена душа, уста хвалят Бога — как будто сытый человек, замасленный и счастливый, совсем не голодный, а именно сытый, и даже более чем сытый. Этот образ человека противоположен тому, что был дан в псалме тридцать седьмом, где глубина скорби, сокрушенные кости, чрево, наполненное поруганиями, погасшие очи, отошедшие ближние... И тут такой контраст! Так в жизни и бывает. Шестопсалмие — некий слепок с жизни. Слепок с её духовной, внутренней механики, её течения — то вверх, то вниз.

Заметим, что этот псалом имеет надписание: «Псалом Давида, когда он был в пустыне Иудейской». Значит, в пустыне царь Давид насыщался благодатью. В пустыню он ходил не для того, чтобы проветриться, прогуляться, понаблюдать за ходом небесных светил. В пустыню выгоняла его нужда. Он там скрывался и прятался большей частью. Получается еще одна интересная вещь: там, где его, как изгнанника, принимали пустые просторы, там, где его обдувал знойный ветер, — там было ему хорошо. А уже когда он приходил в селение, жилище, где его окружали друзья, враги, наушники, клеветники, льстецы — там ему было плохо. Это говорит нам о том, что иногда на самое тяжелое время человек оглядывается как на лучший период своей жизни, а там, где он думает наслаждаться, — там ждёт его беда. Лот в Содоме был праведен. Выбежав из Содома и спасшись по ангельскому повелению от Божьего гнева, он совершил два тяжелейших злодеяния, о которых известно всякому, кто хотя бы немного знаком с текстом старозаветного Писания: пил допьяна, до потери сознания, и был с дочерьми. Этот контраст между праведностью в местах греха и грешностью в местах пустынных наводит нас на мысль и о Давиде, который радовался в пустынях и печалился в каменных палатах.